В Новом Свете
Нойманн вступил на новый континент в дырявых башмаках, истрёпанной одежде и с одним долларом в кармане. Теперь первой его заботой было найти католическую церковь. Добрался до епископской курии при кафедральном соборе св. Патрика. Епископ Жан Дюбуа, сульпицианин, отсчитавший уже 72 года трудной жизни, покопался в бумагах, нашёл письмо от отца Ресса из Страсбурга и сердечно обнял Иоанна, как ценный дар, ниспосланный ему Провидением.
Не медля ни секунды, назначили день рукоположения. Тем временем счастливым и ошеломлённым Нойманном занялся о. Иоанн Раффейнер, окормляющий соседний приход св. Николая. Здесь он без пространных объяснений представил его группе детей, которых нужно было подготовить к первому Святому Причастию.
Лишнего времени для подготовки к рукоположению не было. Приходилось готовиться в перерывах между занятиями с детьми, используя любую свободную минуту, часто ночью…
Субдиаконом стал 19 июня, диаконом – 24-го. На следующий день – 25 июня 1836 года, в возрасте 25 лет, в кафедральном соборе св. Патрика был рукоположен во священники.
В торжество святых Петра и Павла отслужил в церкви св. Николая торжественную первую мессу. Наибольшую радость в этот день доставил ему отец епископ, подаривший молодому священнику переносной полевой алтарь, с которым вскоре отец Иоанн отправился в путь миссионера.
Долго на одном месте Нойманн не сидел. Уже на второй день по знаменитому «Канальчику Клинтона» (так жители Нью-Йорка называли канал Эри, соединяющий Нью-Йорк с западом Америки) он отправился в район Ниагары. По указанию епископа ему предстояло работать на обширных территориях в окрестностях Буффало, где душепастырем был о. Александр Пакс, иезуит. По дороге задержался в Рочестере. Тут не хватало священника для духовной опеки немецких колонистов, и поэтому епископ советовал ему задержаться в этом городе на несколько дней. В Рочестере местный настоятель отец Бернард О`Рейли привлёк Нойманна к душепастырству среди ирландцев. Встретил он о. Иоанна радушно, хотя и, учитывая его молодость, с определёнными сомнениями. Хуже было с приёмом в среде немецких колонистов, особенно фабрикантов, которые, находясь под впечатлением недавней превосходной миссии, проведённой редемптористом о. Иосифом Простом, не представляли себе кого-нибудь другого, кто мог бы среди них работать. Они даже неоднократно требовали от епископа назначить им о. Проста; всех других, пусть и наилучших, считали чужаками. Так что неудивительно, что и Нойманна они встретили холодно. О. Иоанну эти настроения были хорошо известны, и воспринимал он их с большим смирением. В течение нескольких дней никто, кроме детей, к нему не торопился. Но когда настало воскресенье, Нойманн преломил предубеждения усердием в исповедальне и привлёк добродетельностью на амвоне. Быстро возрастало число его сторонников, которые начали советоваться, не обратиться ли к епископу с новой просьбой: может, он оставит им этого «сопляка». Неизвестно, как дальше пошли бы дела, если бы в Рочестер снова не прибыл о. Прост.
С самого начала между ними завязалась сердечная дружба, и как результат – долгие разговоры, затягивающиеся до поздней ночи, из которых Нойманн многое узнал о Конгрегации редемптористов. Отец Прост принадлежал к числу первых воспитанников семинарии в Маутерне, основанной в 1827 году. В школе св. Клеменса Хофбауэра, а затем слуги Божьего о. Иосифа Пассерата он готовился к работе на заграничных миссиях. С 1832 по 1835 год в Америку прибыли три группы редемптористов. Супериором последней был о. Прост.
Будучи тогдашним настоятелем американских редемптористов, о. Прост искал новые возможности для основания постоянных центров, которые обеспечивали бы правильное развитие монашеских общин. В первом доме редемптористов в лесах Грин-Бей, в помещении, купленном епископом Дюбуа, условия были невыносимые.
Эти дружеские разговоры пробудили в Нойманне мысль о возможном вступлении к редемптористам, тем более, что в памяти его глубоко засели слова о. Проста о том, как трудно миссионеру долгое время жить в одиночестве.
Однако время летело быстро, и 12 июля, в соответствии с указанием епископа, о. Иоанн отправился в дальнейший путь на запад, к Ниагаре. К вечеру он добрался до Буффало, в котором тогда насчитывалось около 16 тысяч жителей, большую часть которых составляли индейцы.
Отец Пакс с радостью приветствовал долгожданного помощника. Нойманн многому мог у него научиться, ведь о. Пакс, работая в этих краях уже 13 лет, в совершенстве знал миссионерскую работу, широкое поле для которой распростиралось вокруг. О. Пакс великодушно предоставил Нойманну выбор между работой в городе либо в обширной провинции. Молодой и горячий, тот, не колеблясь, выбрал работу в глубине девственных лесов площадью 2000 км².
Эта область, настоящее царство бизонов и других диких зверей, покрытое реками и болотами, таила в себе множество опасностей. Тем не менее, здесь жили люди, которым Нойманн стремился оказать духовную помощь. Как минимум 300 немецких семей, свыше 100 французских и несколько десятков ирландских прозябали вдали друг от друга. Сам Нойманн так выразился о тяжёлых условиях жизни в той местности: Кто покидает Родину, чтобы служить Церкви в этом медвежьем углу, должен быть готов и собственную шкуру продать.
Предварительно ознакомившись с краем, Нойманн взялся за составление карты. От Вильямсвилля, где уже началось строительство каменной церкви и где он собирался поселиться, наметил себе маршруты: 6 миль от Норт-Буш в направлении к Буффало; 6 миль в противоположном направлении, к Каюга-Крик.
17 июля, в торжество Святейшего Искупителя, в церкви без крыши и окон о. Иоанн совершил святую мессу для горстки верных.
Нужно было преодолеть много трудностей. Нойманна они не смущали, и, построив церковь, он занялся строительством школы сначала в Вильямсвилле, затем в Норт-Буш при церкви, посвящённой св. Иоанну Крестителю. Затем поднялась школа в Ланкастере, которую Нойманн отдал под опеку сестёр-шариток
Католические школы стали идеей-фикс о. Иоанна, ибо он убедился, что в американских школах программы имели выразительно агностический[4] характер. Система школьного обучения, хоть и выглядела либеральной, в действительности была, напротив, нетерпимой к католикам. Нелегко было также найти соответствующие учительские кадры. Из-за нехватки учителей Нойманн учил сам, и дети его очень полюбили, потому что он обращался и к разуму, и к сердцу, и к воображению.
Через несколько месяцев изнурительного труда стала заметна растущая усталость. Нойманн решил использовать свободные минуты для отдыха на лоне природы. Ища отдохновения, он вовсе не стремился к праздности. С большим интересом он изучал свойства местных деревьев, кустов, цветов, трав. Старательно классифицировав 465 видов растений, и отправил это собрание заметок вместе с засушенными образцами в Мюнхенский музей.
В 1838 году Нойманн переехал в Норт-Буш. В этот период ему приходилось считаться с результатами общего хозяйственного кризиса, ещё с весны парализовавшего торговлю и приведшего к банкротству богатые предприятия. В такой ситуации даже очень отважные люди не рискнули бы строить церкви и школы. Однако Нойманн пересиливает врождённую робость, ведь к действиям его побуждает забота о восхвалении Бога. Хлопот добавляли также иноверцы, к которым, однако, о. Иоанн относился как добрый пастырь, терпеливо поучая, предостерегая, благотворительной помощью свидетельствуя о Христе.
Чтобы не утратить контакта с миром науки в Европе и свои миссионерские предначертания сделать более результативными, Нойманн осуществлял важные теологические публикации. Чтобы облегчить себе позитивное изложение веры и морали, он проштудировал и перевёл книгу св. Альфонса Лигуори Путь избавления.
В Норт-Буш о. Иоанн поселился в доме некоего Шмидта, причём лишь потому, что не приходилось платить за снимаемую комнатку.
Поправить жилищные условия помогла лишь визитация епископа Дюбуа. Поскольку епископ не знал немецкого, переводчиком ему служил настоятель редемптористов отец Прост. Епископу приятно было видеть не только строительство новых церквей и школ, а прежде всего, рост религиозности в людях. Его удивление обильными трудами Нойманна было велико, но ещё большим было его возмущение тем, что верные до сих пор не сподобились выстроить жильё своему настоятелю. Прихожане, устыдившись, пообещали епископу, что дом у настоятеля скоро будет. Наконец, после 28 месяцев скитаний по чужим углам, 14 ноября 1838 года о. Иоанн смог поселиться в собственном доме.
Однако оставался в нём недолго. Одиночество докучало ему всё сильнее. Он часто писал письма семье и знакомым, но за три года не получил ни одного ответа. Теперь ему была нужна финансовая помощь, ведь новые церкви нужно было закончить, а, кроме того, в них не было самых необходимых предметов.
Приятный сюрприз устроил ему родной брат Вацлав, который, затратив на дорогу несколько месяцев, 26 сентября 1839 года прибыл в Норт-Буш. Вацлав уже давно выказывал интерес к миссиям, и вот его мечта исполнилась – он был на миссии, да ещё и бок о бок со своим любимым братом. Пользуясь случаем, Вацлав привёз некоторые литургические облачения, книги, различную богослужебную утварь и давно ожидаемую о. Иоанном дароносицу.
Нойманн очень полюбил индейцев. Удивлялся их сильным племенным связям. Называл их «бедными детьми природы». Вынашивал замысел основания специального миссионерского института для спасения индейцев. Часто беседовал об этом с прославленным защитником индейцев о. Фредериком Барага, который даже дал ему словари и учебники для изучения языка индейских племён. Индейцы оценили старания Нойманна – в их добрых чувствах он мог убедиться хотя бы весной 1840 года, когда заболел гастрической лихорадкой.
Эта болезнь стала поводом к изменению направления всей его жизни. Чтобы немного отдохнуть после неё, Нойманн поехал в Рочестер. Здесь он мог сравнить свои четырёхлетние достижения со свершениями редемптористов, которые за один год, и то наездами, добились для душ людских гораздо большего, чем он. Тогда он понял, что община – это огромная сила и большая ценность.