ГЛАВА ВТОРАЯ

ДВА ЕДВА РАЗЛИЧИМЫХ ВРАГА СВЯТОСТИ

35. В этом контексте я бы хотел обратить внимание на две подделки святости, которые могут сбить нас с пути: гностицизм и пелагианство. Эти две ереси возникли в первых веках христианства, но они всё еще остаются пугающе актуальными. Даже сегодня сердца многих христиан – возможно, этого не осознающих, – позволяют соблазнять себя этим обманчивым идеям. В них выражается антропоцентрический имманентизм, замаскированный под католическую истину [33]. Рассмотрим эти две формы доктринальной или дисциплинарной уверенности, которая служит причиной «нарциссической и авторитарной элитарности, когда вместо евангелизации человек занимается анализом и классификацией других людей, и вместо того, чтобы облегчить им доступ к благодати, всеми силами их контролирует. В обоих случаях его по-настоящему не интересуют ни Иисус Христос, ни окружающие» [34].

 Современный гностицизм

36. Гностицизм предполагает «замкнутую в субъективизме веру, когда человека интересует лишь определенный опыт или набор идей и знаний, которые вроде бы должны ободрять и просвещать, но в итоге запирают субъект в тюрьму имманентности собственного разума и чувств» [35].

Разум без Бога и плоти

37. Слава Богу, на протяжении всей истории Церкви всегда было ясно, что совершенство людей измеряется степенью их любви, а не количеством накопленных ими данных и знаний. «Гностики» заблуждаются в этом вопросе, судя других в соответствии с их способностью понимать глубину определенных доктрин. Они представляют себе разум без воплощения; разум, неспособный коснуться страдающей плоти Христа в других; разум, зажатый в энциклопедию абстракций. Развоплощая тайну, они в итоге предпочитают «Бога без Христа, Христа без Церкви, и Церковь без народа» [36].

38. Одним словом, речь идет о поверхностном тщеславии, когда есть много движения на поверхности разума, но оно неподвижно и не затрагивает глубины мысли. Тем не менее ему удается покорить некоторых людей обманчивым очарованием, поскольку гностическая эквилибристика формальна и, как утверждается, чиста и может принимать вид определенной гармонии и порядка, охватывающего всё.

39. Но будьте внимательны. Я говорю не о рационалистах – врагах христианской веры. Подобное может происходить и внутри Церкви, как среди мирян в приходе, так и среди тех, кто преподает философию или богословие в образовательных центрах. Ведь, среди прочего, гностикам свойственно считать, что своими объяснениями они могут сделать совершенно понятной всю веру и всё Евангелие. Они абсолютизируют свои собственные теории и заставляют других подчиняться своим рассуждениям. Одно дело – это здоровое и скромное использование разума для размышлений о богословском и нравственном учении Евангелия; другое – стремиться свести учение Иисуса к холодной и суровой логике, которая стремится доминировать над всем [37].

Доктрина без тайны

40. Гностицизм – одна из худших идеологий, поскольку она, одновременно необоснованно прославляя знания или определенный опыт, считает свое собственное видение реальности совершенным. Тем самым, возможно, даже не осознавая этого, эта идеология подпитывает саму себя и еще больше себя ослепляет. Иногда она становится особенно обманчивой – когда маскируется под развоплощенную духовность. Ведь гностицизм «по своей природе стремится приручить тайну» [38], будь то тайна Бога и Его благодати, или тайна жизни других.

41. Когда у кого-то есть ответы на все вопросы, это показывает, что он не находится на здоровом пути и, возможно, является лжепророком, использующим религию ради собственной выгоды, ставя ее на службу своим психологическим или интеллектуальным измышлениям. Бог бесконечно превосходит нас и всегда является сюрпризом. И не мы решаем, в каких исторических обстоятельствах встретить Его, поскольку не от нас зависит определение времени и места этой встречи. Желающий, чтобы всё было ясно и точно, стремится контролировать Божью трансцендентность.

42. Также нельзя пытаться определить, где Бога нет, поскольку Он таинственно присутствует в жизни каждого человека и делает это так, как Сам хочет, и мы не можем отрицать этого своей мнимой уверенностью. Даже когда чья-то жизнь кажется катастрофой, даже когда мы видим ее разрушенной пороками или пристрастиями, в ней присутствует Бог. Если мы позволяем руководить собой Духу, а не своим умозаключениям, мы можем и должны искать Господа в каждой человеческой жизни. Это часть тайны, которую в итоге гностический менталитет отвергает, поскольку не может ее контролировать.

Пределы разума

43. Нам с трудом удается понять истину, которую мы получаем от Господа. А выразить ее нам еще сложнее. Поэтому мы не можем заявлять, что наша манера понимания ее дает нам право осуществлять строгий надзор за жизнью других. Я хочу напомнить, что в Церкви законно сосуществуют различные способы интерпретации многих аспектов доктрины и христианской жизни, которые в своем разнообразии «помогают более четко выразить богатейшее сокровище Божьего Слова». Конечно, «тем, кто мечтает о монолитной доктрине, защищенной от любых оттенков, это может казаться несовершенным рассеянием» [39]. Но именно поэтому, некоторые гностические течения презирали столь конкретную простоту Евангелия и пытались заменить тринитарного и воплотившегося Бога неким высшим Единством, в котором исчезало богатое разнообразие нашей истории.

44. По сути, доктрина, или, лучше сказать, наше понимание и выражение ее, «не является замкнутой системой, лишенной динамики, способной порождать вопросы, сомнения и дискуссии», а «вопросы нашего народа, его тяготы, конфликты, мечты, беспокойства и борьба обладают герменевтической ценностью, которую мы не можем игнорировать, если хотим принимать всерьез принцип воплощения. Его вопросы помогают нам самим задаваться вопросами; его проблемы ставят нас перед проблемами» [40].

45. Часто возникает опасное заблуждение: считать, что если мы знаем что-то или можем объяснить что-то определенной логикой, мы уже святые, совершенные и лучшие, чем «невежественная масса». Всех тех, кто в Церкви обладает возможностью получения более глубокого образования, святой Иоанн Павел II предупреждает об искушении развить «определенное чувство превосходства по отношению к другим верным» [41]. Но в действительности то, что мы считаем известным для себя, всегда должно служить мотивацией для лучшего ответа на Божью любовь, поскольку «учатся для того, чтобы жить: богословие и святость – это неразделимый бином» [42].

46. Когда святой Франциск Ассизский увидел, что некоторые из его учеников обучали доктрине, он захотел избежать искушения гностицизма. Тогда он написал святому Антонию Падуанскому следующее: «Меня радует, что ты преподаешь братьям священное богословие, при условии, если в его изучении ты не гасишь дух молитвы и преклонения» [43]. Он распознавал искушение превратить христианский опыт в набор умственных измышлений, которые в итоге отдаляют нас от свежести Евангелия. В свою очередь святой Бонавентура предупреждал о том, что подлинную христианскую мудрость нельзя отделять от милосердия к ближнему: «Наибольшая возможная мудрость заключается в том, чтобы плодотворно распространять то, что существует, чтобы отдавать; то, что было дано человеку как раз для того, чтобы он раздавал это. […] Поэтому подобно тому, как милосердие является другом мудрости, жадность является ее врагом» [44]. «Существует деятельность, которая соединяясь с созерцанием, не препятствует ему, но облегчает его, как, например, дела милосердия и благочестие» [45].