От человека к человеку
127. Сегодня, когда Церковь стремится к глубокому миссионерскому обновлению, есть такая форма проповеди, которую все мы должны воспринимать как свою ежедневную обязанность. Речь идет о том, чтобы нести Евангелие тем, с кем мы общаемся, как близким, так и совершенно незнакомым. Это неформальная проповедь, которую можно осуществлять в ходе обычного разговора, или же ее реализует миссионер, посещая чей-то дом. Быть учеником значит постоянно быть готовым нести другим любовь Иисуса, причем спонтанно в любом месте: на улице, городской площади, на работе, в поездке.
128. В такой проповеди, всегда проникнутой уважением и любовью, первое — это личный диалог, в котором другой человек изливает свою душу и делится своими радостями, надеждами, тревогами за близких и многими другими переживаниями, наполняющими его сердце. Лишь после такого разговора можно предложить ему слово Божие, прочитав какой-нибудь стих или рассказав о чем-то, но всегда помня при этом о главной вести: личностной любви Бога, ставшего человеком, принесшего Себя в жертву ради нас и живущего, даруя нам Свое спасение и дружбу. Этой вестью нужно делиться с позиции смирения и свидетельства того, кто всегда готов учиться, поскольку сознает, что она столь велика и глубока, что всегда превосходит наше понимание. В одних случаях слово возвещается прямо, в других — посредством личного примера, повествования, поступка или в иной форме, которую Дух Святой может подсказать в данной конкретной ситуации. Если это покажется разумным и отвечающим обстоятельствам, то было бы хорошо, чтобы такая братская и миссионерская встреча закончилась краткой молитвой, отражающей тревоги, высказанные собеседником. Так он яснее ощутит, что его услышали и поняли, что его проблемы в руках Божиих, и осознает, что слово Господа, действительно, относится к его жизни.
129. Нет причин думать, что евангельская весть всегда должна передаваться с помощью заученных формулировок или точных слов, выражающих абсолютно неизменное содержание. Она может принимать столь различные формы, что было бы просто невозможно описать или каталогизировать их, причем народ Божий со всеми его бесчисленными обычаями и символами является коллективным субъектом возвещения. Как следствие, если Евангелие воплощается в какой-либо культуре, то передается уже не только посредством проповеди одного человека другому. Это помогает нам понять, почему в странах, где христиане составляют меньшинство, поместные Церкви должны не только побуждать каждого крещеного благовествовать, но и активно развивать хотя бы начальные формы инкультурации. В конечном итоге, следует стремиться к тому, чтобы евангельская проповедь, выраженная в категориях культуры, которой она адресована, спровоцировала новый синтез с этой культурой. Пусть это всегда медленный процесс, но порой страх уж слишком сковывает нас. Если мы позволим сомнениям и опасениям ослабить наше мужество, то, возможно, творчеству мы предпочтем комфорт и не пойдем вперед, и значит, не внесем свой вклад в развитие исторических процессов, а будем просто наблюдать за бесплодным застоем в Церкви.
Харизмы на служении евангелизирующей общины
130. Святой Дух обогащает также всю евангелизирующую Церковь различными харизмами, чтобы этими дарами обновлять и созидать ее[108]. Они не закрытое наследие, данное какой-то группе для ее обороны, а скорее милости Духа, встроенные в церковное тело и стремящиеся к центру, т.е. ко Христу, Который обращает их в евангелизаторский импульс. Верный признак подлинности харизмы — ее церковный характер, способность гармонично влиться в жизнь святого верующего народа Божия ради всеобщего блага. Истинной новизне, рожденной Духом, не нужно для самоутверждения затмевать другие типы духовности и дары. Чем глубже харизма проникает в сердце Евангелия, тем более церковным будет ее служение. Именно в общении, даже если оно оказывается нелегким, харизма обретает свою подлинную сущность и таинственную плодотворность. Если она отвечает на этот вызов, Церковь может быть образцом покоя для мира.
131. Различия между людьми и общинами иногда создают некоторые неудобства, но Святой Дух, рождающий разнообразие, может из всего извлечь нечто хорошее и обратить притягательную евангелизационную силу. Разнообразие всегда можно согласовать с помощью Святого Духа; только Он может привносить различия, плюрализм, многообразие и в то же время создавать единство. Наоборот, когда мы сами под лозунгом разнообразия замыкаемся в своих обособленных мирках, в своей исключительности, тем самым мы провоцируем разделения. И точно так же, когда мы пытаемся строить единство по своим человеческим расчетам, то, в итоге, навязываем однообразие и унификацию. Это не служит миссии Церкви.
Культура, мысль и образование
132. Благовествование культуре подразумевает также благовествование профессиональным, научным и академическим кругам. Речь идет о встрече веры, разума и науки с целью выработки нового взгляда на достоверность, подлинной апологетики[109], которая поможет создать условия для того, чтобы Евангелие было услышано всеми. Когда те или иные категории разума и науки вовлекаются в проповедь, они становятся орудиями евангелизации, вода превращается в вино. Именно так вовлеченное в благовестие уже не просто искуплено, а становится орудием Духа в просвещении и обновлении мира.
133. Итак, одного стремления благовестника достичь каждого человека недостаточно, поскольку Евангелие должно быть возвещено культурам в целом. Поэтому богословие, и не только пастырское, ведущее диалог с другими науками и человеческим опытом, так важно для того, чтобы евангельский зов достиг всего разнообразия культурных контекстов и адресатов[110]. Церковь, верная евангелизации, ценит и поощряет харизму богословов и их богословские исследования, которые углубляют диалог с миром культуры и науки. Призываю богословов воспринимать это служение как часть спасительной миссии Церкви. С тем, однако, чтобы ради этой миссии они всегда сердцем помнили о том, что цель Церкви и богословия — евангелизация, и не довольствовались академическим буквоедством.
134. Университеты — главное место для выработки и развития такого типа междисциплинарной и всеобъемлющей евангелизации. Католические школы, которые всегда стараются сочетать образовательный труд с открытой проповедью Евангелия, вносят ценнейший вклад в евангелизацию культуры даже в тех странах и городах, где враждебное окружение побуждает нас более творчески искать подходящие пути[111].
II. Гомилия
135. Теперь сосредоточимся на литургической проповеди, требующей серьезной оценки пастырей. Мое особое внимание и даже скрупулезность в отношении гомилии и подготовки к ней продиктованы теми тревогами, которые во множестве высказываются по поводу данного великого служения, и мы не можем оставаться глухи к этим голосам. Проповедь — это индикатор близости пастыря с его народом и способности общаться с ним. Действительно, мы знаем, что верующие придают ей серьезное значение и при этом зачастую страдают неумением слушать, а их рукоположенные служители — неумением проповедовать! Печально, что так происходит. Проповедь поистине может быть мощным и счастливым опытом Духа, ободряющей встречей со Словом, постоянным источником обновления и роста.
136. Давайте вновь поверим в проповедь, убежденные в том, что Сам Бог хочет достучаться до других устами проповедника и являет Свою силу в человеческих словах. Св. Павел настаивает на необходимости проповеди, так как Господь желает прийти к другим, в том числе с помощью наших слов (ср. Рим 10, 14-17). Словом Господь покорял сердца людей, которые шли отовсюду, чтобы слушать Его (ср. Мк 1, 45). Они изумлялись, впитывая Его учение (ср. Мк 6, 2), и чувствовали, что Он говорил как Тот, Кто обладает властью (ср. Мк 1, 27). Словом апостолы, которых Он поставил, «чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь» (Мк 3, 14), привлекли в лоно Церкви все народы (ср. Мф 16, 15.20).
Литургический контекст
137. Здесь следует напомнить, что «литургическое провозглашение слова Божия, особенно в рамках евхаристического собрания, — это не столько момент размышления и катехизации, сколько диалог Бога с Его народом, в ходе которого провозглашаются великие дела спасения и всякий раз вновь возвещаются требования Завета»[112]. Евхаристический контекст проповеди придает ей особое значение, благодаря которому она превосходит любые формы катехизации как кульминация диалога между Богом и Его народом перед сакраментальным причащением. Проповедь — возобновление уже начатой беседы Господа с Его народом. Проповедник должен знать сердце своей общины, чтобы понять, где живет и пламенеет жажда Бога и где этот диалог, проникнутый любовью, были приглушен или не смог принести плодов.
138. Проповедь не может быть развлекательным зрелищем, она не отвечает логике СМИ, а должна наполнять жизнью и смыслом богослужение. Это особый жанр, так как речь идет об обращении, которое произносится в рамках литургическогосвященнопразднования и, как следствие, должно быть кратким и не принимать форму беседы или лекции. Проповедник может удерживать внимание слушателей в течение часа, но в этом случае его слова станут важнее священнопразднования веры. Слишком долгая проповедь нарушает две характеристики литургического служения: гармонию между его частями и ритм. Когда проповедь звучит в контексте литургии, она становится частью приношения, возносимого Отцу, и посредницей благодати, изливаемой Христом в ходе богослужения. Подобный контекст требует, чтобы проповедь направляла собрание и самого проповедника к общению со Христом в Евхаристии, которое преображает жизнь. Это значит, что слова проповедника не должны занимать чрезмерное место, дабы Господь сиял ярче, чем Его служитель.
Материнское слово
139. Мы уже говорили, что народ Божий благодаря постоянному действию Святого Духа в нем постоянно сам себя евангелизирует. Что значит эта истина для проповедника? Она напоминает нам, что Церковь — это мать и она проповедует народу, как мать, которая разговаривает со своим ребенком, зная, что он верит, что все, чему она учит, служит ему во благо, потому что чувствует себя любимым. Кроме того, хорошая мать умеет разглядеть все, что Бог посеял в ее чаде, выслушивает, что его тревожит, и учится у него. Царящий в семье дух ведет и мать, и ребенка в их диалоге, в котором они оба учат и учатся, поправляют дурное и ценят доброе друг в друге. То же происходит и во время проповеди. Тот же Дух, вдохновивший Евангелия и действующий в народе Божием, Своим вдохновением подсказывает, как слушать веру народа и как проповедовать на каждой Евхаристии. Поэтому христианская проповедь находит в культурном сердце народа источник живой воды, которая подсказывает, что и как нужно сказать. Как всем нам нравится, когда к нам обращаются на нашем родном языке, так и о вере нам хотелось бы, чтобы с нами говорили в ключе «родной культуры», на родном наречии (ср. 2 Макк 7, 21.27), которое наше сердце более расположено слушать. Это наречие — тональность, внушающая силу, вдохновение, смелость и энергию.
140. Эта материнско-церковная атмосфера, в которой происходит диалог между Господом и Его народом, создается и развивается душевным отношением проповедника, теплом его голоса, простотой речи и радостью в поведении. Даже когда проповедь немного скучна, благодаря этому материнско-церковному духу она оказывается плодотворной, как и «скучные» советы матери со временем приносят плод в сердцах ее детей.
141. Нельзя не восхищаться тем многообразием средств, с помощью которых Господь говорит со Своим народом, являет Свою тайну всем и пленяет души простых людей возвышенными и требовательными истинами. Мне кажется, секрет скрывается в том, как Иисус смотрит на человека поверх его слабостей и недостатков: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк 12, 32); и Он проповедует в этом ключе. Преисполненный радости в Духе, Он благословляет Отца за то, что Тот приводит к Нему малых: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам» (Лк 10, 21). Он действительно радуется общению со Своим народом, и проповедник должен дать почувствовать эту радость Господа своей пастве.
Слова, воспламеняющие сердца
142. Диалог — это нечто гораздо большее, чем просто сообщение какой-то истины. Он осуществляется благодаря желанию говорить ради конкретного общего блага всех, кто посредством слов выражает взаимную любовь. Это благо, заключенное не в вещах, а в самих людях, которые отдают себя друг другу в диалоге. Чисто морализаторская или доктринерская проповедь, больше похожая на урок катехизиса, душит общение между сердцами, которое должно происходить во время проповеди и иметь почти сакраментальный характер: «Вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим 10, 17). В проповеди истина идет рука об руку с красотой и добром. Мы имеем дело не с абстрактными идеями и холодными силлогизмами, а с красотой образов, используемых Господом, чтобы побудить людей делать добро. Память верующего народа, как и память Марии, должна быть преисполнена чудесами, совершенными Богом. Его сердце, питающее надежду на радостный и реальный опыт любви, провозглашенной ему, чувствует, что каждое слово Писания — это прежде всего дар, а уж потом повеление.
143. Цель инкультурированной проповеди — передача сути евангельской вести, а не разобщенных идей или ценностей. Где твоя суть, там твое сердце. Между освещением сути и разрозненных идей такая же разница, как между душевным жаром и скукой. У проповедника прекраснейшая и в то же время трудная миссия: сочетать любящие сердца — сердца Господа и Его народа. Диалог между ними еще более укрепляет их завет и усиливает узы любви. Во время проповеди сердца верующих умолкают и позволяют говорить Богу. Господь и Его народ напрямую общаются друг с другом тысячами путей, без помощи посредников. Но во время проповеди они хотят, чтобы кто-то стал орудием и выразил чувства так, чтобы затем каждый сам сделал выбор, о чем и как говорить дальше. Слово по своей сущности является посредником и требует участия не только двух собеседников, но и проповедника, который представит его таким, какое оно есть, убежденный в том, что «мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса, Господа; а мы — рабы ваши для Иисуса» (2 Кор 4, 5).
144. Дабы говорить от сердца, нужно, чтобы оно не только горело, но и было просвещено полнотой Откровения и знанием пути, который слово Божие прошло в сердце Церкви и нашего верующего народа на протяжении всей истории. Христианская идентичность, т.е. крещальное объятие, которым обнял нас Отец в младенчестве, заставляет нас как блудных, но возлюбленных в Марии детей жаждать еще одного объятия — объятия милосердного Отца, ожидающего нас во славе. Помочь нашему народу почувствовать себя как бы между этими двумя объятиями — тяжелая, но прекрасная задача проповедника Евангелия.