II. Искушения пастырских сотрудников

76. Я безгранично благодарен всем работающим в Церкви за их старания. Не хочу здесь останавливаться на перечислении дел всех, кто трудится на ниве пастырства, — от епископов до самых скромных и неприметных сотрудников церковных служб. Мне больше хотелось бы поразмышлять над вызовами, с которыми им приходится сталкиваться в условиях современной культуры глобализации. Однако должен в первую очередь сказать, отдавая должное справедливости, что вклад Церкви в современный мир огромен. Боль и стыд за грехи некоторых членов Церкви и наши собственные прегрешения не должны заставлять забыть, сколько христиан из любви отдают свою жизнь: помогают многим людям исцелиться или с миром почить в убогих больницах, сопровождают людей, порабощенных разными зависимостями, в самых бедных уголках земли, отдают себя на благо воспитания детей и молодежи, заботятся об отвергнутых всеми стариках, стараются прививать ценности во враждебной обстановке или посвящают себя каким-либо иным из множества способов, свидетельствующих о безмерной любви к человечеству, вдохновленной Богом, ставшим человеком. Благодарю за прекрасный пример многих христиан, с радостью отдающих свою жизнь и время. Это свидетельство очень полезно и мне, оно поддерживает меня в личном стремлении преодолеть собственный эгоизм и больше отдавать себя другим.

77. Кроме того, мы, дети нынешней эпохи, все в определенной степени испытываем влияние современной культуры глобализации, которая, хотя и предоставляет нам новые ценности и возможности, может ограничивать нас, ставить перед нами условия и даже вызвать у нас болезнь. Я признаю, что мы нуждаемся в создании пространств, подходящих для мотивирования и исцеления пастырских работников, «мест для возрождения нашей веры в распятого и воскресшего Иисуса, где можно делиться своими самыми сокровенными вопросами и повседневными тревогами, с помощью евангельских критериев тщательно рассматривать свое существование и опыт, чтобы направлять выбор в личной и социальной сфере к благу»^[62]. Одновременно желаю привлечь внимание к некоторым искушениям, угрожающим пастырским работникам, особенно в наши дни.

«Да» вызову миссионерской духовности

78. Сегодня у многих пастырских работников, включая тех, кто посвятил жизнь Богу, можно заметить чрезмерную заботу о границах личной автономии и комфорта, что побуждает относиться к нашим обязанностям как к простому приложению к жизни, будто бы они не представляют собой неотъемлемую часть нашей идентичности. В то же время духовная жизнь смешивается с некоторыми религиозными моментами, дающими некоторое облегчение, но не влекущими за собой встречу с другими, ответственность за мир, страсть к евангелизации. У многих работников на ниве евангелизации, несмотря на молитву, отмечается обострение индивидуализма, кризис идентичности и ослабление рвения. И эти три бедствия подпитываются друг другом.

79. Медийная культура и некоторые интеллектуальные круги порой выражают явное недоверие и определенное разочарование в отношении миссии Церкви. Как следствие, у многих пастырских работников, несмотря на молитву, формируется комплекс неполноценности, заставляющий релятивистски относиться к собственной христианской идентичности и убеждениям либо скрывать их. То есть возникает порочный круг: они недовольны самими собой и тем, что они делают, не идентифицируют себя с миссией евангелизации, и все это ослабляет их усердие. В конце концов, они удушают радость миссии своего рода манией быть такими, как все, и иметь то, что есть у других. Поэтому задачу евангелизации они воспринимают как нечто навязанное им и уделяют ей мало сил и строго ограниченное время.

80. Независимо от духовного направления или особой линии мировоззрения, у пастырских работников развивается релятивизм, еще более опасный, чем доктринальный. Он связан с более глубинными и искренними решениями, определяющими образ жизни. Такой практический релятивизм заключается в том, чтобы вести себя так, будто Бога нет, принимать решения так, будто не существует бедных, мечтать так, будто других людей нет, работать так, будто бы людей, не получивших благовестие, не существует. Достоин замечания тот факт, что даже лица, внешне обладающие твердыми доктринальными и духовными убеждениями, зачастую погружаются в образ жизни, ведущий к привязанности к материальной стабильности или всячески стремятся к власти и человеческой славе, вместо того, чтобы ради миссии отдавать жизнь за других. Не позволим лишить нас миссионерского энтузиазма!

«Нет» эгоистической лени

81. Если мы все больше нуждаемся в миссионерском динамизме, приносящем соль и свет миру, то многие миряне опасаются, что кто-нибудь призовет их взяться за те или иные апостольские обязанности, и избегают любого обязательства, отнимающего у них свободное время. Например, сегодня очень трудно найти для приходов подготовленных катехизаторов, исполняющих свои обязанности на протяжении нескольких лет. Но нечто похожее происходит и со священниками, ревностно заботящимися о личном времени. Нередко это обусловлено тем, что люди испытывают насущную потребность сохранять в неприкосновенности личное, автономное пространство, словно задача евангелизации — опасный яд, а не радостный ответ на любовь Бога, призывающего нас к миссии и делающего нас полноценными и приносящими плод. Некоторые сопротивляются тому, чтобы в полной мере отведать вкус миссии, и остаются парализованными ленью.

82. Проблема не всегда заключается в чрезмерной деятельности, но, в первую очередь, в неверно воспринимаемых действиях, без соответствующей мотивации, без духовности, которая должна бы предварять действие и пробуждать желание совершить его. Как следствие, обязанности утомляют неизмеримо больше и даже иногда вызывают болезнь. Речь идет не о спокойном труде, а о напряженном, тяжелом, не приносящем удовлетворения и, в конечном счете, неприемлемом. У пастырской лени могут быть разные истоки. Одних лень поражает из-за работы над нереализуемыми проектами и из-за того, что их не радует то, чего они могли бы спокойно добиться. Других — потому что, не понимая, что все достигается лишь трудом, они ждут «манны небесной». Третьи — из-за привязанности к взращиваемым тщеславием замыслам и мечтам об успехе. Четвертые — из-за утраты реального контакта с людьми и обезличивания пастырского попечения, в результате чего они больше внимания уделяют организационным мероприятиям, чем личности, их больше воодушевляет «график движения», чем, собственно, движение. Пятые поддаются лени из-за того, что не умеют ждать, желают подчинить себе ритм жизни. Сегодняшняя жажда добиться немедленного результата приводит к тому, что пастырские работники нелегко смиряются с какими бы то ни было противоречиями, явным провалом, критикой, крестом.

83. Тем самым обретает очертания самая страшная угроза, заключающаяся в «сером прагматизме повседневной жизни Церкви, когда внешне все протекает нормально, а на самом деле вера истощается и вырождается в мелочность»^[63]. Развивается «психология гробницы», постепенно превращающая христиан в музейные мумии. Разочарованные в реальности, в Церкви или в самих себе, они борются с постоянным искушением поддаться слащавой печали, лишенной надежды, порабощающей сердце, как «самый ароматный эликсир Сатаны»^[64]. Христиане, призванные просвещать и сообщать жизнь, в итоге позволяют себе увлечься вещами, порождающими лишь тьму и внутреннюю усталость, ослабляющими апостольский динамизм. Вот почему я настаиваю: не позволим украсть у нас радость евангелизации!

«Нет» бесплодному пессимизму

84. Радость Евангелия ничто и никто никогда не сможет отнять у нас (ср. Ин 16, 22). Бедствия нашего мира — и Церкви — не могут служить оправданием для ослабления наших усилий и нашего рвения. Давайте смотреть на них как на вызов для развития! Кроме того, взгляд веры способен различить свет, всегда изливаемый Святым Духом во тьме, помня, что «когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим 5, 20). Нашей вере брошен вызов предвидеть вино, в которое может быть претворена вода, и обнаруживать злаки среди плевел. Через пятьдесят лет после II Ватиканского Собора мы испытываем боль из-за бедствия нашей эпохи и далеки от наивных оптимистов, однако больший реализм не означает уменьшения упования на Святого Духа и ослабления бескорыстия. В связи с этим можно обратиться к словам блаженного Иоанна XXIII, произнесенным в достопамятный день 11 октября 1962 г.: «До нас доносятся обидные слова тех, кто, хотя и воспламенен религиозным рвением, недостаточно объективно и без справедливой осторожности оценивает факты. В нынешнем положении человеческого общества они не способны увидеть ничего, кроме разрушения и бедствий […]. Мы обязаны решительно опровергнуть этих прорицателей несчастья, неизменно пророчащих худшее, словно над нами навис конец света. В нынешней ситуации человеческих событий, когда человечество, как представляется, входит в новый порядок вещей, скорее нужно видеть таинственные замыслы Божественного Провидения, последовательно исполняющиеся в делах людей, зачастую выходящие за пределы ожиданий, и мудро устраивающие все, даже через неблагоприятные человеческие события, ради блага Церкви»^[65].

85. Одним из серьезнейших искушений, удушающих рвение и смелость, является чувство поражения, превращающее нас в ворчливых и разочарованных пессимистов с кислыми лицами. Нет смысла идти в бой, если до конца не уверен в победе. Кто без такой уверенности вступает в битву, тот уже проиграл ее наполовину и похоронил свои таланты. С болью сознавая свои слабости, мы должны двигаться вперед, не признавая себя побежденными, и помнить сказанное Господом Павлу: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Кор 12, 9). Христианский триумф — это всегда крест, но крест — это одновременно и знамя победы, его несут с ратной любовью навстречу натиску зла. Злой дух пораженчества — брат искушения отделить раньше времени пшеницу от плевел, которое является следствием беспокойного и эгоистичного неверия.

86. Очевидно, что в некоторых регионах произошло некое духовное «опустошение» как результат попытки построить общество без Бога и уничтожить христианские корни. В таких регионах «христианский мир становится бесплодным и истощается, как почва, из которой вытянули все соки, превращается в песок»^[66]. В других странах яростное противостояние христианству вынуждает христиан практиковать свою веру чуть ли не подпольно на любимой родине. Это еще одна прискорбная форма пустыни. Но даже собственная семья или место работы могут стать высохшей землей, где все же нужно хранить веру и пытаться распространять ее. Ведь «именно опыт этой пустыни, этого вакуума дает нам возможность заново открыть для себя радость веры, ее жизненно важное значение для нас — и мужчин, и женщин. В пустыне мы вновь ощущаем ценность того, что действительно необходимо для жизни, и в современном мире есть множество признаков жажды Бога и конечного смысла жизни, которая часто проявляется в скрытой или негативной форме. И в пустыне нужны, прежде всего, люди веры, который своей собственной жизнью укажут путь к Земле Обетованной и тем самым сохранят людям надежду»^[67]. Мы в любой ситуации призваны быть людьми-кувшинами, из которых смогут пить другие. Иногда быть кувшином значит нести тяжелый крест, но именно с креста пронзенный Господь дал нам Себя как источник живой воды. Не позволим украсть у нас надежду!

«Да» новым отношениям, рожденным Христом

87. Сегодня, когда социальные сети и средства коммуникации между людьми достигли неслыханных успехов, мы сталкиваемся с вызовом открывать и сообщать окружающим ту «мистику» сосуществования, объединения, встреч, взаимных объятий, поддержки друг друга, участия в этом немного хаотичном море, которое может преобразиться в подлинный опыт братства, общее странствие, в священное паломничество. Еще большие возможности для общения превращаются таким образом в более широкие возможности для встречи и солидарности между всеми. Если бы мы смогли пойти по этому пути, то это принесло бы нам столько добра, столько исцеления, столько свободы и столько надежды! Выйти за границы собственного «я», чтобы объединиться с другими — благо для нас. Замкнуться в себе — значит вкусить горький яд имманентизма, и тогда человечество будет все больше утрачивать с каждым принятым нами эгоистичным решением.

88. Христианский идеал всегда будет побуждать к преодолению подозрений, перманентного недоверия, страха перед нападением, всех оборонительных позиций, которые навязывает нам современный мир. Многие пытаются бежать от других в уютную обособленность или в узкий круг самых близких и отказываются от реализма социального измерения Евангелия. Как некоторые хотели бы видеть чисто духовного Христа без плоти и креста, так другие предпочитают, чтобы межличностные отношения осуществлялись только посредством сложных аппаратов, мониторов и систем, которые можно включать и выключать по первому желанию. Между тем Евангелие неустанно призывает нас идти на риск встречи лицом к лицу с другими, с их физическим присутствием, которое бросает вызов нам, с их болью и мольбами, с их радостью, которая заразит и нас при постоянном тесном контакте. Подлинная вера в Сына Божия, ставшего плотью, неотделима от самоотдачи, от причастности к общине, от служения, от примирения с плотью других. Сын Божий Своим воплощением призвал нас к «революции чуткости».

89. Самоизоляция как одна из вариаций имманентизма может выражаться в ложной автономии, исключающей Бога, но и верующий порой страдает некой формой духовного потребительства в меру его нездорового индивидуализма. Характерный для нашей эпохи возврат к священному и духовные поиски — двойственный феномен. Сегодня нас должен заботить не столько атеизм, сколько вызов должным образом ответить на испытываемую многими людьми жажду Бога, чтобы они не пытались утолить ее отчуждающими от окружающих идеями или Иисусом Христом без плоти и без обязательств перед другими. Если они не найдут в Церкви духовность, которая исцелит их, освободит, наполнит жизнью и миром и, в то же время, призовет к братскому общению и миссионерской плодотворности, они, в конце концов, будут обмануты предложениями, которые не делают людей более гуманными и не воздают славу Богу.

90. Формы, присущие народной религиозности, — это воплощенные формы, потому что они проистекают из воплощения христианской веры в национальной культуре. По этой причине они подразумевают личные отношения не с энергиями, дарующими гармонию, а с Богом, с Иисусом Христом, с Марией, со святым. У этих форм есть плоть, есть лицо. Они способны подпитывать потенциал отношений, а не индивидуалистское бегство. В других сферах наших обществ растет уважение к различных проявлениям «духовности благосостояния» без общности, «богословия процветания» без братских обязательств и к обезличенным субъективным переживаниям, сводящимся к внутреннему имманентистскому поиску.

91. Одна из важнейших задач — показать, что решением проблем ни в коем случае не может быть уклонение от личных и обязывающих отношений с Богом, одновременно налагающих на нас обязательства перед другими. Это происходит сегодня, когда верующие пытаются спрятаться и отстраниться от других или тихонько перескакивают с места на место, от одного дела к другому, не создавая глубоких и прочных связей: «Imaginatio locorum et mutatio multos fefellit»^[68]. Это ложное лекарство, усугубляющее болезнь сердца, а порой — и тела. Нам нужно помочь другим понять, что единственный путь — научиться встречаться с другими с верным подходом к ним, т.е. ценить и принимать их без внутреннего сопротивления, как попутчиков. А еще лучше — научиться узнавать Иисуса в лицах других, в их голосах и в их просьбах. Научиться страдать в объятиях распятого Иисуса всякий раз, когда мы сталкиваемся с несправедливой агрессией или неблагодарностью, не уставая при этом всегда отдавать выбор в пользу братства^[69].

92. В этом истинное исцеление, поскольку форма отношений с другими, которая действительно нас исцеляет, а не калечит — мистическое, созерцательное братство, способное разглядеть священное величие ближнего, способное открыть Бога в каждом человеческом существе, способное сносить неудобства сосуществования, слившись с любовью Божией, умеющее открыть сердце для любви Божией, чтобы искать счастья других так же, как его ищет их благой Отец. Именно в наши дни ученики Господни даже там, где они — лишь «малое стадо» (Лк 12, 32), призваны быть общиной, солью земли и светом миру (ср. Мф 5, 13-16). Они призваны всякий раз по-новому свидетельствовать о евангелизационной сопричастности^[70]. Не позволим украсть у себя общность!