174. Действительно, «матери — самое сильное противоядие от распространения эгоистичного индивидуализма. [...] Им надлежит свидетельствовать о красоте жизни»192. Несомненно, «общество без матерей станет бесчеловечным обществом, поскольку матери умеют всегда, даже в худшие минуты, свидетельствовать о нежности, самоотдаче, нравственной силе. Матери часто передают глубокое чувство религиозной практики: в первых молитвах, в первых жестах благочестия, которым учится ребенок [...]. Без матерей не только не было бы новых верующих, но сама вера утратила бы добрую часть своего простого и глубокого тепла. [...] Дорогие мамы, благодарю, благодарю вас за то, кем вы есть в семье, и за все, что вы даете Церкви и миру»193.
175. Мать, защищающая ребенка своей нежностью и состраданием, помогает ему проявлять доверие, воспринимать мир как доброе, принимающее его место, и это позволяет развить самоуважение как способность к близости и эмпатии. С другой стороны, фигура отца помогает принять границы реальности, ему больше присуща функция ориентации и вывода в открытый мир, наполненный вызовами, функция призыва проявлять усилия и бороться. Отец наделен ясной и спокойной мужественной идентичностью, проявляющей любовь и внимание к супруге, и это столь же необходимо, как и материнские заботы. Их роли и задачи гибкие, они адаптируются к конкретным обстоятельствам каждой семьи, но ясное и четко определенное присутствие двух фигур, женской и мужской, создает наиболее подходящую среду для взросления ребенка.
176. Говорят, что наше общество — «общество безотцовщины». В западной культуре фигура отца символически отсутст вует, искажена, побледнела. Сама мужественность словно подвергается сомнению. Проявилось понятное смешение, поскольку «поначалу это воспринималось как освобождение: освобождение от отца-хозяина, от отца как представителя навязываемого извне закона, от отца как цензора ра до сти детей и препятствия к эмансипации и самостоятельности молодежи. Порой в некоторых случаях в прошлом довлел авторитаризм, в некоторых случаях — самый настоящий произвол»194. Однако, «как часто бывает, из одной крайности впали в другую. Проблема наших дней — не столько навязчивое при сут ствие отцов, сколько, скорее, их отсутствие, отстранение. Отцы настолько концентрируются на себе самих и своей работе, а порой — на индивидуальной самореализации, что даже за бывают о семье. И оставляют в одиночестве детей и молодежь»195. На присутствие отца, а значит, и на его власть влияет и то, что все больше времени уделяется средствам коммуникации и технологии досуга. К тому же сегодня к любой власти относятся с подозрением, авторитет взрослых — под большим сомнен ием. Они сами отказываются от ясности и не предлагают детям надежные, обоснованные ориентиры. Обмен ролями между родителями и детьми нельзя назвать здоровым: это вредит необходимому процессу взросления, через который детям нужно пройти, и удушает в них любовь, способную направлять и помогающую созреть196.
177. Бог ставит отца в семью, чтобы тот своими драгоценными мужскими качествами «был рядом с супругой, разделял с ней всё — радости и печали, трудности и надежды. И [чтобы] быть рядом с детьми по мере их взросления: когда они играют и занимаются, когда они беззаботны или встревожены, когда выражают себя и когда молчат, когда дерзают и когда боятся, когда делают ошибочный шаг и когда возвращаются на дорогу; отец всегда присутствует рядом. «Присутствовать рядом» — не то же самое, что «контролировать», потому что отцы — излишне суровые контролеры — сводят детей на нет»197. Некоторые отцы ощущают себя бесполезными, ненужными, но истина заключена в том, что «детям необходимо встретить отца, ожидающего их возвращения после падения. Дети сделают все, чтобы не признать этого, чтобы отец об этом не узнал, но им он необходим»198. Плохо, когда дети остаются без отца и из-за этого раньше времени перестают быть детьми.
Неограниченная плодовитость
178. Многие супружеские пары не могут иметь детей. Мы знаем, какие страдания вызваны этим обстоятельством. С другой стороны, мы также знаем, что «брак установлен не только ради деторождения [...]. Поэтому даже в том случае, если отсутствует потомство, зачастую столь желанное, брак как тесная связь и общность всей жизни продолжается и сохраняет свою ценность и нерасторжимость»199. К тому же «материнство — не исключительно биологическая реальность, и она проявляется по-разному»200.
179. Усыновление — в высшей степени бескорыстный путь реализации материнства и отцовства, я хотел бы ободрить тех, кто не может иметь детей, раскрыть свою супруже скую любовь и принять к себе тех, кто лишен необходимой семейной обстановки. Вы никогда не пожалеете о своей щедро сти. Усыновление — деяние любви, дарящее семью тем, кто ее лишен. Важно настаивать на законодательной под держ ке процедуры усыновления, особенно нежеланных детей, в качестве противодействия абортам и отказам от новорожденных. Те, кто соглашаются с вызовом усыновления, безоговорочно и безвозмездно принимают человека, становятся по сред ни ками любви Бога, говорящего: «Даже если бы и мать твоя забыла тебя, то Я никогда не забуду тебя» (Vlg.: Ис 49, 15).
180. «Выбор в пользу усыновления и опеки выражает собой особую плодовитость супружеского опыта, и не только в случаях, когда он болезненно отмечен бесплодием. [...] В ситуа циях, когда ребенок нужен любой ценой, как претензия на собственную самодостаточность, правильно понимаемые усыновление и опека проявляют важный аспект родительства и сыновства, так как позволяют понять, что ребенок — биологический, усыновленный или взятый под опеку — самостоятельная личность и нужно принять, любить его, заботиться о нем, а не просто произвести на свет. Решение в пользу усыновления и опеки должно всегда вдохновляться преимущественным интересом ребенка»201. С другой стороны, «целесообразные законопроекты и государственный контроль должны препятствовать торговле детьми между странами и континентами»202.
181. Целесообразно напомнить, что деторождение и усыновление — не единственные возможности переживать плодовитость любви. Многодетная семья также призвана оставить отпечаток на окружающем ее обществе, развивая другие формы плодовитости, как продолжение поддерживающей ее любви. Пусть христианские семьи не забывают, «что вера не вы рывает нас из мира, а еще глубже в него погружает. [...] Ведь каждый из нас играет особую роль в приуготовлении пришествия Царствия Божия»203. Семья не должна воспринимать себя как убежище от общества, но, напротив, выходить из своего дома в поисках солидарности. Так она становится пространством интеграции личности с обществом и связующим звеном между общественным и частным. При этом любовь, соединяющая членов семьи, не уменьшается, а наполняется новым светом. Как писал один поэт,
«Твои руки — это моя нежность,
Мои повседневные аккорды.
Я люблю тебя, потому что твои руки
Трудятся ради справедливости.
Если я люблю тебя, то потому,
что ты Моя любовь, мой единомышленник, моё всё,
И на улице плечом к плечу
Мы намного больше, чем просто двое»204.
182. Никакая семья не может стать плодовитой, если ощущает себя совсем непохожей на другие семьи, «особенной». Во избежание этой опасности напомним, что семья Иисуса, исполненная благодати и мудрости, не воспринималась как «инородная», как чуждый и далекий народу дом. Вот почему людям было непросто признать мудрость Иисуса, они удивлялись: «Откуда у Него это? [...] Не плотник ли Он, сын Марии?» (Мк 6, 2–3). «Не плотников ли Он сын?» (Мф 13, 55). Это подтверждает, что семья была простая, близкая ко всем, как и все, включенная в народ. Сам Иисус не установил закрытую, исключительную связь с Марией и Иосифом, но с удо воль ствием общался с «расширенной» семьей — с родственниками и друзьями. Тем самым объясняется, почему, когда они были в Иерусалиме, его родители с пониманием отнеслись к тому, что двенадцатилетний подросток на целый день затерялся в толпе, слушая рассказы и разделяя заботы всех прочих: «Думая, что Он идет с остальными спутниками, провели целый день в пути» (ср. Лк 2, 44). Однако порой христианские семьи из-за языка, которым пользуются, из-за того, как говорят о чем-то, из-за образа поведения, постоянного повторения двух-трех тем, воспринимаются далекими, отделенными от общества, и даже их родственники ощущают с их стороны презрение и осуждение.
183. Супружеская пара, испытавшая силу любви, знает, что любовь призвана исцелять раны отверженных, созидать культуру встречи, бороться за справедливость. Бог вверил семье задачу «одомашнивания» мира205, чтобы все научились относиться по-братски к любому человеческому существу: «Внимательный взгляд на повседневную жизнь современных мужчин и женщин сразу же обнаруживает повсеместную потребность в щедрой инъекции дозы семейного духа. [...] Не только организация общей жизни все больше погрязает в совершенно чуждой фундаментальным человеческим узам бюрократии, но сами социальные и политические обычаи зачастую демонстрируют признаки деградации»206. Напротив, открытые и солидарные семьи принимают бедных, умеют дружить с теми, чье положение хуже. По-настоящему нося в своем серд це Евангелие, невозможно забыть о словах Иисуса: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф 25, 40). Своей жизнью они исполняют красноречивую просьбу следующего отрывка: «Когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния. Но когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь» (Лк 14, 12–16). Блажен будешь! Вот секрет счастливой семьи.
184. Свидетельством и словом семьи говорят об Иисусе другим людям, передают веру, пробуждают жажду Бога и являют красоту Евангелия и предлагаемого в нем образа жизни. Так супруги-христиане раскрашивают монохромное общественное пространство красками братства, социальной чуткости, защиты слабых людей, светозарной веры, активной надежды. Их плодовитость открывается другим и воплощается тысячами способов, являя присутствие Бога в обществе.