Катехеза XVI. Осознание значения тела и изначальная невинность
1. Реальность дара и акта дарения, отмеченная в первых главах книги Бытия как составляющая таинства сотворения, подтверждает, что распространение Любви – неотъемлемая часть самого таинства. Только Любовь творит благо, и, в конце концов, только она одна может быть воспринята во всех своих проявлениях и во всех формах в сотворенных вещах и особенно в человеке. Ее присутствие – практически конечный результат той герменевтики дара, которую мы здесь разрабатываем.
Изначальное счастье, блаженное «начало» человека, которого Бог сотворил «мужчиной и женщиной» (Быт 1:27), значение тела в браке в его изначальной наготе – все это отражает утверждение в Любви.
Это взаимное дарение, восходящее к наиболее глубоким уровням сознания и подсознания, к высшим пластам субъективного существования обоих, мужчины и женщины, и которое отражается во взаимном «опыте тела», свидетельствует об утверждении в Любви. Первые строки Библии говорят об этом столь явно, что уже нет никаких сомнений. В них говорится не только о сотворении мира и человека в мире, но также о благодати, т.е. о распространении святости, освящении Духом, который порождает особое состояние «одухотворенности» в первом человеке. На языке Библии, т.е. на языке Откровения, быть «первым» означает как раз быть «Божьим»: «Адамов, Божий» (см. Лк 3:38).
2. Счастье – утверждаться в Любви. Изначальное счастье говорит нам о «начале» человека, которое произошло от Любви и дало начало любви. Это произошло непреложно, вопреки последующему появлению греха и смерти. В свое время Христос станет свидетелем этой необратимой любви Творца и Отца, которая уже была выражена в таинстве сотворения и благодати изначальной невинности. Поэтому даже общее «начало» мужчины и женщины, т.е. изначальная истина о мужском и женском теле, к которой стих 2:25 книги Бытия привлекает наше внимание, не знает стыда. Это «начало» можно также обозначить как изначальный и благословенный иммунитет к стыду благодаря любви.
3. Подобный иммунитет обращает нас к тайне об изначальной невинности человека. Это тайна его существования, предшествующая познанию добра и зла и которая находится почти «вне» его. Тот факт, что человек существует таким образом до разрыва первого Союза со своим Творцом, относится к полноте таинства сотворения. Если, как мы уже сказали, сотворение – дар, преподнесенный человеку, тогда его полнота и глубина определяется благодатью, т.е. участием самого Бога в его внутренней жизни, в его святости.
Она также является внутренней основой и источником изначальной невинности человека. Этим понятием (а точнее — понятием «изначальной справедливости») теология дает определение состоянию человека до первородного греха. В данном анализе «изначального», который прокладывает для нас путь к пониманию теологии тела, мы должны остановиться на тайне изначального состояния человека. Действительно, именно такое понимание тела и, более того, осознание значения тела, которое мы пытаемся осветить путем анализа «изначального», восходит к своеобразию изначальной невинности.
То, что, возможно, в большей степени проявляется в стихе 2:25 книги Бытия, это как раз тайна подобной невинности, которую как мужчина, так и женщина, изначально носят в себе. Их собственные тела являются «зримыми» свидетелями такой характеристики. Показательно, что утверждение, заключенное в стихе 2:25 книги Бытия касательно наготы, лишенной стыда у обоих, является единственным в своем роде пояснением во всей Библии, так, что больше не повторяется. Наоборот, можно процитировать многие отрывки, в которых нагота связана со стыдом и прямо, в большей мере, с «позором». («Нагота» в значении «отсутствия одеяния» в древности на Ближнем Востоке означала позорное состояние людей, лишенных свободы: рабов, военнопленных или осужденных, тех, кто был лишен защиты закона. Нагота женщин считалась бесчестьем [см., например, предостережения пророков: Ос 1:2 и Иез 23: 26-29]. Свободный человек, заботящийся о своем достоинстве, должен был одеваться роскошно: чем больше был шлейф у одежды, тем выше был его сан [ср., например, одежды Иосифа, который вызвал зависть у своих братьев; или фарисеев, которые удлиняли кисти на своих одеждах]. Второе значение «наготы» в эвфемистическом значении касалось полового акта. Еврейское слово «cerwat» означает пространственную пустоту [напр., пейзажа], отсутствие одежды, расхищение, но не несет в себе ничего постыдного.) В этом обширном контексте лучше видны причины, по которым в стихе 2:25 книги Бытия обнаруживается особый отпечаток тайны изначальной невинности и особой причины ее проникновения в человеческое «я». Такая невинность принадлежит к измерению благодати, содержащейся в таинстве сотворения, т.е. к тому таинственному дару, свойственному человеку в глубине души, человеческому «сердцу», что позволяет обоим, мужчине и женщине, «изначально» существовать во взаимных отношениях самоотдачи. В этом заключается откровение и вместе с тем обнаружение «брачного» значения тела в его мужском и женском воплощении. Теперь понятно, почему мы говорим в этом случае об откровении и вместе с тем об открытии. Если исходить из нашего анализа, главное, что открытие значения тела в браке, которое засвидетельствовано в книге Бытия, осуществляется через изначальную невинность; более того, именно такое открытие говорит нам о ней и делает ее очевидной.
4. Изначальная невинность относится к таинству человеческого «начала», от которого «исторический» человек отделился, совершив первородный грех. Что, однако, не означает того, что он не в силах приблизиться к этому таинству через знание теологии. «Исторический» человек старается понять тайну изначальной невинности практически посредством контраста, т.е. вновь восходя к опыту собственной вины и греховности. («Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… А потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак, я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедныйячеловек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» [Рим 7:14-15, 17-24; см.: «Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь»: Овидий, Метаморфозы, VII, 20]). Человек пытается понять изначальную невинность как основное свойство для теологии тела, отталкиваясь от опыта стыда; действительно, тот же библейский текст направляет его таким образом. Поэтому изначальная невинность – то, что «радикально», т.е. в корне, исключает чувство стыда за свое тело из отношений мужчина-женщина, его устраняет нужда в человеке, его сердце, иначе говоря, его сознании. Хотя изначальная невинность делает акцент на даре Создателя, на благодати, которая позволила человеку ощутить в этом мире значение главного дара и особенно значение взаимной самоотдачи через мужественность и женственность, тем не менее, кажется, что такая невинность, прежде всего, относится к внутреннему состоянию «сердца» человека, человеческой воле. Хотя косвенно, в нее входит откровение и открытие нравственного сознания человека, откровение и открытие всей сферы сознания, очевидно, до познания добра и зла. В некотором смысле она будет понята как изначальная честность.
5. Сквозь призму нашего «исторического апостериори» постараемся же некоторым образом восстановить свойства изначальной невинности, понимая содержащийся в ней опыт взаимного опыта тела как опыт его значения в браке (по свидетельству Быт 2:23-25). Т.к. счастье и невинность находятся в рамках общности людей, как если бы речь шла о двух связанных между собой уровнях существования человека в одном и том же таинстве сотворения, блаженное осознание значения тела, т.е. значения мужественности и женственности человека в браке, обусловлено изначальной невинностью. Кажется, ничто не мешает понять здесь изначальную невинность как особую «чистоту сердца», которая сохраняет внутреннюю верность дару согласно значению тела в браке. Следовательно, так понятая изначальная невинность проявляется как спокойное свидетельство о сознании, которое (в этом случае) предшествует какому бы то ни было опыту добра и зла; тем не менее, такое тихое свидетельство о сознании – нечто более блаженное. Действительно, можно сказать, что осознание значения тела в браке, в его мужской и женской ипостаси, становится «по-человечески» блаженным только благодаря такому свидетельству.
Этому аргументу, т.е. связи, которая в анализе «начала» человека, вырисовывается через его невинность (чистоту сердца) и счастье, мы посвятим следующую беседу.