Искренняя самоотдача

11. II Ватиканский Собор учит, что человек – единственное в мире создание, которое Бог пожелал и желает ради него самого; в то же время Собор утверждает, что человек «может полностью найти себя самого только через искреннюю самоотдачу»[1]. Это может показаться противоречивым, но никакого противоречия тут нет. Есть, правда, глубокий парадокс человеческого бытия: бытия в истине, которое служит в любви. Именно любовь способствует тому, что человек находит себя посредством искренней самоотдачи. Ибо любовь – это дар давать и принимать. Ее нельзя ни купить, ни продать. Ею можно лишь одаривать друг друга.

Самоотдача личности по сути своей постоянна и окончательна. Неразрывность брака вытекает из самой сути этой самоотдачи: дар личности ради личности. В этой взаимной самоотдаче находит выражение новобрачный характер любви. В супружеской клятве жених и невеста называют друг друга по имени: «Я (…) беру тебя (…) в жены – в мужья – и обещаю тебе хранить верность (…) во все дни своей жизни». Такая самоотдача обязывает более сильно и более глубоко, чем то, что может быть «приобретено» каким угодно образом и за любую цену. Преклоняя колени перед Отцом, от Которого происходит всякое родительство, будущие родители осознают, что они «искуплены», то есть «выкуплены» за самую высокую цену – цену Крови Христа, и это есть самоотдача наиболее искренняя и бескорыстная, в которой они принимают участие посредством таинства. Супружескую клятву дополняет Евхаристия, то есть жертва «Тела даваемого» и «Крови проливаемой», которая сама по себе есть выражение искренней самоотдачи.

Та же логика искренней самоотдачи входит в их жизнь, когда мужчина и женщина отдаются друг другу в браке и принимают друг друга, становясь «одной плотью» и образуя единство двоих. Без этой логики брак был бы пустым. Единение личностей, построено на основе такой логики, становясь единением родителей. Супруги дают жизнь собственному ребенку. Это новое человеческое «ты», которое появляется в орбите их родительского «мы». Существо, которое они будут называть новым именем: «наш сын… наша дочка…». «Приобрела я человека от Господа» (Быт 4, 1), - говорит библейская Ева -первая в Книге Бытия родившая женщина. Это – человек, которого ждали девять месяцев, потом он был «явлен» родителям, братьям и сестрам. Весь этот процесс – зачатия, развития в лоне матери, наконец, родов и появления на свет – служит созданию сообразного пространства, чтобы этот новый человек мог явиться как дар. Потому как и он – этот новый человек – является с самого начала даром самоотдачи. А как иначе определить то хрупкое и беззащитное существо, которое целиком зависит от своих родителей, полностью им доверяется? Вновь рожденный человек предает себя родителям самим фактом своего существования. Существование – жизнь – первый дар Творца своему творению.

Общее благо семьи находит себя во вновь родившемся. Так же, как общее благо супругов проявляется в их супружеской любви, готовой к самоотдаче и принятию новой жизни, так и общее благо семьи проявляется через супружескую любовь, исполнившуюся в новорожденном. В генеалогию личности вписана генеалогия семьи. Связь эта прослеживается в записях церковных книг, в книге крещений, однако сама запись – действие вторичное, она социальный результат того факта, «что родился человек в мир» (Ин 16, 21).

Верно ли, что он стал для родителей даром? Даром для общества? Внешне на это не указывает ничего. То, что родился человек, представляется обычным статистическим фактом, который регистрируется, как множество других фактов. Этот факт исчисляется в цифрах и демографических расчетах. Безусловно, для родителей ребенок – это новые заботы и новые потребности и траты. Отсюда искушение – не хотеть его [2]. В некоторых культурных и общественных кругах искушение это довольно серьезное. Так значит, ребенок не является даром? Приходит только для того, чтобы брать, а не давать? Эти вопросы – назойливые мысли, от которых современному человеку трудно избавиться. Ребенок приходит занять место, которого в мире и так всё меньше и меньше. Неужели он действительно ничего не приносит ни в семью, ни в общество? Не является ли он «частью» того общего блага, без которого человеческая община распадется и умрет? Трудно с этим спорить. Дитя одаривает собой семью. Является даром для братьев и сестер и для родителей. Дар жизни становится также и даром для тех, кто дает. Они не могут не чувствовать его присутствия, его участия в их жизни, того, что он привносит в общее благо супругов и в семейную общину. Несмотря на все уловки человеческой психологии, эта истина остается очевидной в своей простоте и глубине. Человек является общим благом для любого человеческого общества. Он, как уже говорилось выше, – «путь Церкви»[3]. Это тот самый человек, о котором св. Ириней сказал, что он - «Слава Божия»: «Gloria Dei vivens homo»[4], - что иногда переводят, как «Слава Божия в том, чтобы человек жил». Можно сказать, что тут мы имеем дело с наиболее трансцендентным определением человека. Слава Божия есть общее благо всего, что существует; общее благо человеческого рода.

Да. Человек – это общее благо. Общее благо семьи и человечества, отдельных сообществ и обществ: однако тут необходимо провести знаковое различие по степени и способу. Если человек – общее благо, например, для народа (как соотечественник), для государства (как гражданин), то общим благом для семьи он является самым конкретным, единственным и неповторимым образом: не только как человек, как индивид из множества людей, но и как «этот человек». Бог-Создатель призывает его к существованию «ради него самого». Вместе с возникновением для него начинается еще и «великое путешествие» жизни, которое корнями своими уходит в семью. «Этот человек» - в любом случае личность, заслуживающая признания с точки зрения своего человеческого достоинства. Присущее личности достоинство обозначает ее место среди людей, прежде всего – ее место в семье. Ибо семья – больше, чем какое-либо другое сообщество – это среда, в которой человек может жить «ради него самого» посредством искренней самоотдачи. С этой точки зрения она остается общиной, незаменимой и необходимой: является «святилищем жизни»[5].

То, что рождается человек, «что родился человек в мир» (Ин 16, 21), – знак Пасхальный. О нем говорит Евангелие от Иоанна словами, с которыми Христос, перед тем, как уйти, обратился к ученикам. Он сказал им тогда о скорби, которая наполнит их сердца после Его ухода, и сравнил эту скорбь со скорбью рождающей женщины: «Женщина, когда рождает, терпит скорбь [т.е. страдает], потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир» (Ин 16, 21). «Час» Христовой смерти (Ин 13, 1) тут приравнен к моменту рождающей женщины. Рождение человека находит свое соответствие в победе жизни над смертью: находит свое соответствие в Христовом Воскресении. Вокруг этого сопоставления можно выстраивать многочисленные рефлексии. Воскресение есть откровение Жизни за порогом смерти. Рождение ребенка – это тоже откровение жизни. Для Христа, Который пришел, чтобы мы имели жизнь и имели с избытком, это всегда откровение жизни для «полноты жизни», которая есть в Самом Боге: «Я пришел, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин 10, 10). Вот где, собственно, подлинный смысл Иринеева «Gloria Dei vivens homo».

Такова евангельская истина о самоотдаче, без которой человек не может «найти» себя самого. Одновременно видно, как глубоко укоренена эта «искренняя самоотдача» в Самоотдаче Бога-Творца и Бога-Искупителя. Как глубоко укоренена она в Святом Духе, который Церковь при совершении таинства брака призывает для «вдохновения сердец». Действительно, без подобного «вдохновения» было бы трудно всё это понять и исполнить как призвание человека. В мире много людей, которые это понимают. Сколько мужчин и женщин дышат этой истиной, зная и чувствуя, что именно тут они встречаются с «Истиной и Жизнью» (Ин 14, 6)! И что без этой истины не имеет подлинного человеческого смысла жизнь супругов и семьи.

Церковь не перестает наставлять в этой истине и о ней свидетельствовать. Понимая многочисленные и тяжелые кризисные ситуации, в которых оказывается семья, и осознавая хрупкость самого человеческого существа, – Церковь всё же убеждена, что она должна оставаться верной истине о человеческой любви, отступи от которой – предаст себя саму. Отступи она от этой спасительной истины, и уже не сможет раскрыть ее «очам сердца» (Еф 1, 18), ибо они всегда чувствительны к свету, которым Евангелие освещает человеческую жизнь (2 Тим 1, 10). Сознание дара, искренней самоотдачи, посредством которой человек «находит самого себя», должно постоянно обновлять и постоянно защищать, даже ценой противостояния так называемым прогрессивным деятелям цивилизации, которые не скупятся на выступления против Церкви[6]. Семья всегда выражает новое измерение блага человека, а через это рождается и новая ответственность. Ответственность за общее благо, в котором заключено благо человека - каждого из участников семейной общины. Это, безусловно, «трудное» благо (bonum arduum), но и тем не менее притягательное.