33. И в жизни Самого Иисуса, с начала ее и до конца, мы встречаем эту особую "диалектику", связь, существующую между опытом бренности человеческой жизни и утверждением ее ценности. Ибо жизнь Иисуса ознаменована бренностью с самого Его рождения. Правда, Он принят праведниками: они присоединяются к полным готовности и радости словам Марии "да будет" (см. Лк 1,38). Но в то же время он отвергнут миром, который грозит Ему, ищет Младенца, "чтобы погубить Его" (Мф2,13), либо проявляет равнодушие и нелюбознательность к вершащейся тайне этой жизни, которая приходит в мир: "...не было им места в гостинице" (Лк 2,7). Именно благодаря этому контрасту между опасностями и неуверенностью, с одной стороны, и силой дара Божия — с другой, особое сияние излучает слава из назаретского дома и вифлеемского хлева: эта рождающаяся жизнь — спасение всего рода человеческого (см. Лк 2,11).
Во всей полноте противоречий принимает Христос и тот риск, который несет в себе жизнь: "... Он, будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились Его нищетою" (2 Кор 8,9). Обнищание, о котором говорит Павел, — это не только избавление от Божественных привилегий, но и полное участие в унижении и бренности человеческой жизни (ср. Флп 2,6-7). Иисус испытывает эту нищету на протяжении всей Своей жизни, вплоть до кульминационного момента смерти на кресте: "...смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.
Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени" (Флп 2,8-9). Именно смертью Своей Иисус являет все величие и ценность жизни, ибо Его крестная жертва становится источником новой жизни для всех людей (ср. Ин 12,32). В этом странствии среди противоречий и даже перед лицом гибели Иисус руководствуется уверенностью в том, что жизнь Его в руке Отца. Поэтому на кресте Он может сказать: "Отче! в руки Твои предаю дух Мой" (Лк 23,46) — то есть жизнь Мою. Истинно велика ценность человеческой жизни, если Сын Божий принял ее и соделал тем местом, где совершается спасение всего человечества!
"...призванным (...) быть подобными образу Сына" (Рим 8,28-29): слава Божия светится в образе человека
34. Жизнь — всегда благо. Человек призван понять глубокие обоснования этого интуитивного убеждения, которое также является опытно познаваемым фактом.
Почему жизнь — благо? Этот вопрос проходит через всю Библию и уже на первых ее страницах получает верный, поразительный ответ. Жизнь, которую Бог дает человеку, — иная, отличная от жизни всей живой твари, ибо человек, хоть и породнен с прахом земли (см. Быт 2,7; 3,19; Иов 34,15; Пс 103/102,14; 104/103,29), во вселенной есть явление Бога, знамение Его присутствия, след Его славы (см. Быт 1,26-27; Пс 8,6). Именно на это желал обратить внимание св. Ириней Лионский своими известными словами: "Человек живущий есть слава Божия"23. Человек наделен высшим достоинством, укорененным во внутренней связи, соединяющей его с Творцом: на нем лежит отсвет реальности Самого Бога.
Это констатирует Книга Бытия в первом описании сотворения, где человек показан как вершина и увенчание творческого дела Бога, Который из бесформенного хаоса выводит самое совершенное творение. В сотворенной действительности все направлено к человеку и ему подчинено: "... размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте (...) над всяким животным" (Быт 1,28), — повелевает Бог мужчине и женщине. Такое же повеление содержится и в другом описании сотворения: "И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его" (Быт 2,15). Так утверждается превосходство человека надо всей тварью: все ему подчинены и вверены его ответственности, в то время как он сам ни под каким видом не может быть порабощен своими ближними и сведен до положения вещи.
В библейском описании отличие человека от других сотворенных существ особенно подчеркнуто тем, что только его сотворение показано как плод особого решения Бога, Его постановления соединить человека с Творцом особой, специфической связью: "Сотворим человека по образу нашему, по подобию нашему" (Быт 1,26). Жизнь, дарованная Богом человеку, — это дар, благодаря которому Бог передает нечто от Себя Своему творению..
Израиль будет упорно вопрошать о смысле этой особой, специфической связи с Богом. И в Книге Премудрости Иисуса сына Сирахова говорится, что Бог, творя людей, "облек их силою и сотворил их по образу Своему" (17,3). К такому выводу, по мнению автора книги, приводит не только господство человека над миром, но и наделение его лишь ему свойственными духовными силами, такими, как разум, умение различать добро и зло, свободная воля: "Исполнил их проницательностью разума, и показал им добро и зло" (Сир 17,7/6). Способность познавать истину и опыт свободы — привилегия человекакак существа, сотворенного по образу Творца, Бога праведного и истинного (см. Втор 32,4). Среди видимой твари только человек сотворен "способным познавать и любить своего Творца"24. Жизнь, которой Бог одаряет человека, — нечто большее, нежели только существование во времени. Она — стремление к полноте жизни; начаток существования, переходящего границы времени: "Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего" (Прем2,23).
35. В ягвистическом описании сотворения выражена та же уверенность. В этом древнейшем рассказе говорится о дыхании Божием, которым наполняется человек, чтобы стать живым существом: "И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою" (Быт 2,7).
Божественным происхождением этого духа жизни объясняется, почему человека на протяжении всей его земной жизни сопровождает ощущение несовершенства. Сотворенный Богом и несущий в себе нестираемый след Бога, человек естественным образом стремится к Нему. Каждый человек, прислушиваясь к глубоким чаяниям своего сердца, должен признать, что и к нему относятся слова истины, обращенные св. Августином к Господу: "Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе"25.
Необыкновенно красноречивое свидетельство — то чувство неудовлетворенности, которое испытывает человек в раю, пока его единственной точкой отсчета остается растительный и животный мир (см. Быт 2, 20). Только появление женщины, то есть существа, которое есть кость от костей его и плоть от плоти его (см. Быт 2,23) и в котором также живет дух Бога Творца, может удовлетворить потребность в диалоге, имеющем жизненно важное значение для человеческого существования. В ближнем — мужчине или женщине — можно увидеть отражение Самого Бога, конечной цели и утоления каждого человека.
"...что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?" — вопрошает псалмопевец (Пс 8,5). Перед лицом безграничной вселенной человек кажется малозначащим существом, но именно этот контраст подчеркивает его величие: "Не много Ты умалил его пред Ангелами [можно также перевести: пред Тобою, т.е. пред Богом ], славою и честью увенчал его" (Пс 8,6). Слава Божия сияет на лице человека. В нем Творец находит отдохновение, как взволнованно и удивленно пишет об этом св. Амвросий: "Пали сумерки шестого дня, и сотворение мира завершилось созданием дива дивного — человека: он отправляет власть над всеми живыми существами, он венчает вселенную, прекраснейшее из всех сотворенных существ. Воистину следует нам хранить боязливое молчание, ибо Господь почил после всех земных трудов. Затем Он почил внутри человека, почил в его уме и мыслях; ибо Он сотворил человека как разумное существо, способное подражать Ему, берущее пример с Его добродетелей, жаждущее милостей небесных. В этих чертах человека поселился Бог, сказавший: «А вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис 66,2). Благодарю Господа Бога нашего за то, что сотворил такое чудо, в котором может найти отдохновение"26.
36. К сожалению, великолепный замысел Божий омрачен грехом, вторгающимся в человеческую историю. Грехом человек бунтует против Творца, и это приводит его к идолопоклонству перед тварью: "... и поклонялись, и служили твари вместо Творца" (Рим 1,25). Так человек не только уродует образ Божий в себе самом, но и испытывает соблазн исказить его в других, ставя на место взаимного общения недоверие, равнодушие и враждебность, доходящую даже до смертоносной ненависти. Кто не признаёт Бога как Бога, тот предает глубокое понимание человека и нарушает общение между людьми.
Образ Божий вновь воссиял в жизни человека и открылся во всей полноте с пришествием в мир в человеческой плоти Сына Божия: Он "есть образ Бога невидимого" (Кол 1,15), "сияние славы и образ ипостаси Его" (Евр 1,3). Он есть совершенный образ Отца.
Замысел жизни, вверенный первому человеку — Адаму, находит окончательное исполнение во Христе. В то время как непослушание Адама разрушает и искажает замысел Божий о человеческой жизни и приводит в мир смерть, искупительное послушание Христа — источник благодати, которая изливается на людей, всем настежь открывая врата царства жизни (см. Рим 5,12-21). Апостол Павел пишет: "«первый человек Адам стал душею живущею»; а последний Адам есть дух животворящий" (1 Кор 15,45).
Тем, кто согласен следовать Христу, даруется полнота жизни: образ Божий в них восстанавливается, возрождается и доводится до совершенства. Таков замысел Божий о людях, чтобы они могли "быть подобными образу Сына" (Рим 8,29). Только так, в сиянии этого образа, человек может достичь избавления от плена идолопоклонства, восстановить порванные узы братства и вновь обрести свой неповторимый облик.
"И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек" (Ин 11,26): дар вечной жизни
37. Жизнь, которую Сын Божий принес людям, нельзя свести исключительно к существованию во времени. Жизнь, которая от начала суща "в Нем", которая есть "свет человеков" (Ин 1,4), основана на том, что человек рождается от Бога, чтобы иметь удел в полноте Его любви: "А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились" (Ин 1,12-13).
Сам Иисус иногда называет ту жизнь, которую Он принес в дар, просто "жизнью"; при этом Он указывает, что рождение от Бога необходимо, чтобы человек мог достигнуть ту цель, для которой Бог сотворил его: "...говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия" (Ин 3,3). Дар этой жизни — вот самая суть миссии Иисуса: Он есть Тот, Который "сходит с небес и дает жизнь миру" (Ин 6,33) и поэтому может по истине возвещать: "... кто последует за Мною, тот (...) будет иметь свет жизни" (Ин 8,12).
В других случаях Иисус говорит о "жизни вечной", причем это прилагательное означает здесь не только сверхвременное измерение. Жизнь, которую Иисус обещает и дает, — "вечная", ибо она есть полнота участия в жизни "Предвечного". Всякий, верующий в Иисуса и вовлеченный в общение с Ним, имеет жизнь вечную (см. Ин 3,15; 6,40), ибо от Него слышит те единственные слова, которые открывают ему и вносят в его существование полноту жизни; это "глаголы вечной жизни", как говорит Петр в своем исповедании веры: "Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни. И мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живого" (Ин 6,68-69). Сам же Иисус показывает, на чем основана жизнь вечная, когда обращается к Отцу в Своей первосвященнической молитве: "Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Ин 17,3). Познать Бога и Его Сына значит принять тайну причастия к любви Отца, Сына и Духа Святого в своей собственной жизни, которая уже теперь открывается навстречу жизни вечной благодаря участию в жизни Божией.
38. Таким образом, жизнь вечная — это жизнь Самого Бога и одновременно жизнь чад Божиих. Откликом верующего на эту нежданную, необъятную истину, которая приходит к нам от Бога во Христе, должны быть неослабевающее изумление и бескрайняя благодарность. Верующий тут повторяет за апостолом Иоанном Богословом: "Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими. (...) Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть" (1 Ин 3,1-2). Так достигает своей вершины христианская истина о жизни. Достоинство жизни вытекает не только из ее источника, то есть из того, что жизнь исходит от Бога, но также из ее цели, из ее предназначения общаться с Богом, познав Его и возлюбив. Именно в свете этой истины св. Ириней уточняет и дополняет свою апологию человека: да, "живой человек" есть "слава Божия", но "жизнь человека — это созерцание Бога"27.
Отсюда вытекают прямые последствия для жизни человека даже в ее земном состоянии, в котором уже проросла и возрастает жизнь вечная. Если человек инстинктивно любит жизнь, ибо она есть благо, то такая любовь находит окончательное оправдание и силу, расширяется и углубляется в Божественных измерениях этого блага. В такой перспективе та любовь к жизни, которой обладает каждое человеческое существо, не ограничивается обычными поисками пространства, позволяющего самореализоваться и установить отношения с другими людьми, но развивается в радостной уверенности, что собственное существование можно соделать "местом" Божественного Откровения, встречи и общения с Богом. Жизнь, которой одаряет нас Иисус, не лишает ценности наше бренное существование, но обнимает его и ведет к его конечному предназначению: "Я есмь воскресение и жизнь (...). И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек" (Ин 11,25-26).
"Я взыщу также душу человека (...) от руки брата его" (Быт 9,5): почитание и любовь ко всякой человеческой жизни
39. Жизнь человека исходит от Бога, она — Его дар, Его образ и отражение, удел в Его животворном дыхании. Поэтому Бог — единственный Владыка этой жизни: человек не может ею распоряжаться. Сам Бог напоминает об этом Ною после потопа: "...взыщу также душу человека от руки человека, от руки брата его" (Быт 9,5). Автор библейского текста стремится здесь подчеркнуть, что основание святости жизни — Бог и Его дело сотворения: "...ибо человек создан по образу Божию" (Быт 9,6).
Таким образом, жизнь и смерть человека — в руке Бога, в Его власти: "В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти", — провозглашает Иов (12,10). "Господь умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит" (I Сам [I Цар] 2,6). Только Бог может сказать: "Я умерщвляю и Я оживляю" (Втор 32,39).
Эта власть, отправляемая Богом, — отнюдь не угрожающий произвол, но пекущаяся, любовная забота, которой окружает Он Свои создания. Правда, что жизнь человека находится в руках Бога, но правда и то, что это руки любящие, подобные рукам матери, которая лелеет, кормит и пеленает своего ребенка: "Не смирял ли я и не успокаивал ли души моей, как дитяти, отнятого от груди матери? душа моя была во мне, как дитя, отнятое от груди" (Пс 131/130,2; ср. Ис 49,15; 66,12-13; Ос 11,4). Таким образом, Израиль смотрит на историю народов и людей не как на плод чистой случайности или слепой судьбы — он видит в ней осуществление замысла любви, в согласии с которым Бог собирает все силы жизни и противопоставляет их силам зла, рожденным от греха: "Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих; ибо Он создал все для бытия" (Прем 1,13-14).
40. Из истины о святости жизни вытекает принцип ее нерушимости, изначально начертанный в сердце человека, в его совести. В вопросе: "Что ты сделал?" (Быт 4,10), который Бог задал Каину, когда тот убил своего брата Авеля, выражен опыт всякого человека: голос его совести всегда напоминает ему о нерушимости жизни — своей и чужой — как реальности, которая ему не принадлежит, будучи собственностью и даром Бога Творца и Отца.
Заповедь нерушимости человеческой жизни звучит в Десятисловии синайского завета (см. Исх 34,28). Она запрещает в первую очередь убийство: "Не убивай" (Исх 20,13); "не умерщвляй невинного и правого" (Исх 23,7); но, как уточняется в позднейшем законодательстве Израиля, она также запрещает наносить ближнему любые телесные повреждения (см. Исх21,12-27). Надо, конечно, признать, что в Ветхом Завете эта чуткость к ценности жизни, хотя уже весьма отчетливая, еще не обладает остротой, прозвучавшей в Нагорной проповеди, и свидетельством тому остаются некоторые аспекты ветхозаветного законодательства, предусматривавшего мучительные телесные наказания и даже смертную казнь. Но общая посылка, которая станет совершенной в Новом Завете, — решительный призыв соблюдать принцип нерушимости физической жизни и личной целостности, а его кульминация — позитивная заповедь, требующая чувствовать ответственность за ближнего, как за самого себя: "...люби ближнего твоего, как самого себя" (Лев 19,18).