13. Чтобы облегчить распространение практики абортов, вложены и продолжают вкладываться огромные средства в разработку фармакологических препаратов, которые позволят убивать плод во чреве матери, не прибегая к услугам врача. Похоже, что почти исключительная цель научных исследований в этой области — получать всё более простые и действенные средства уничтожения жизни, которые в то же время позволяют прерывать беременность без всякого контроля и ответственности со стороны общества.

Часто говорится, что безопасные и общедоступные противозачаточные средства представляют собой лучший метод борьбы с абортами. Католическую Церковь при этом обвиняют, что на самом деле она способствует умножению случаев прерывания беременности, поскольку в своем нравственном учении упрямо говорит о нечестии противозачаточных средств. В действительности эта аргументация оказывается ложной. Возможно, многие люди действительно применяют противозачаточные средства, чтобы позднее не подвергнуться искушению аборта. Однако антиценности, неотъемлемые от "контрацептивной ментальности" — а она есть нечто совершенно иное, нежели ответственное отцовство и материнство, переживаемое с соблюдением всей истины супружеского акта, — приводят к тому, что это искушение становится как раз еще сильнее, когда произошло зачатие "нежеланной" жизни. Культура, признающая аборты, на самом деле шире всего распространена среди тех, кто отвергает учение Церкви о противозачаточных средствах. Безусловно, противозачаточные средства и прерывание беременности — с нравственной точки зрения, два принципиально различных вида зла: одно противоречит всей истине полового акта как настоящего выражения супружеской любви, второе уничтожает жизнь человеческого существа; первое противостоит добродетели супружеской чистоты, второе противоречит добродетели праведности и прямо нарушает Божию заповедь "не убивай".

Несмотря на это различие по природе и нравственной тяжести, они весьма часто тесно связаны, словно плоды одного растения. Верно, что в ряде случаев человек прибегает к контрацептивам или даже аборту под давлением множества жизненных трудностей, которые, однако, никого не освобождают от обязанности полностью соблюдать закон Божий. В очень многих случаях такая практика вытекает из гедонистического, безответственного подхода к половой жизни и опирается на эгоистическую концепцию свободы, где деторождение рассматривается как помеха на пути полного развития человеческой личности. Жизнь, которая может быть зачата от соития мужчины и женщины, становится, таким образом, врагом, от которого непременно надо ускользнуть, а прерывание беременности — единственным шансом, когда противозачаточные средства не сработали.

К сожалению, установившаяся в умах тесная связь противозачаточных средств с прерыванием беременности становится все более очевидной, и крайне тревожным доказательством этого служит производство химических средств, внутриматочных вкладок, а также вакцин, которые столь же общедоступны, как противозачаточные средства, но не предупреждают беременность, а вызывают ее прерывание на самых ранних стадиях жизни нового человеческого существа.

14. Различные средства искусственного размножения, которые, на первый взгляд, служат жизни и часто используются с таким намерением, в действительности тоже создают возможность новых посягательств на жизнь. Они неприемлемы с нравственной точки зрения, поскольку отделяют деторождение от истинно человеческого контекста супружеского акта¹⁴, а вдобавок у тех, кто применяет эти методы, до сих пор наблюдается большая доля неудач: это относится не столько к самому моменту оплодотворения, сколько к следующей стадии развития зародыша, подвергающегося риску скорой гибели. Кроме того в ряде случаев зародышей возникает больше, чем это необходимо для перенесения одного из них в чрево матери, и этих зародышей, называемых "сверхкомплектными", либо убивают, либо используют в рамках научных исследований, которые якобы должны служить прогрессу науки и медицины, а в действительности сводят человеческую жизнь к роли всего лишь "биологического материала", которым можно свободно распоряжаться. Дородовые обследования, которые не возбуждают моральных возражений, когда проводятся ради установления методов лечения, если этого требует здоровье неродившегося младенца, слишком часто дают возможность предложить и произвести прерывание беременности. Это — евгенический аборт, одобряемый общественностью со специфическим складом ума и ошибочно считающийся у нее проявлением "терапевтических" требований; ум такого склада принимает жизнь только на определенных условиях, отвергая инвалидность, увечье и болезнь. Та же логика приводит к ситуациям, когда детям, родившимся с серьезными увечьями или заболеваниями, отказывают в элементарном лечении и уходе, а то даже и в питании. Картина современного мира становится еще более тревожной в связи с раздающимися время от времени предложениями признать законно допустимым — на тех же основаниях, что и прерывание беременности, — даже детоубийство. Это означало бы возврат в эпоху варварства, из которой, казалось, мы вышли раз и навсегда.

15. Неизлечимо больным и умирающим угрожают не менее серьезные опасности в том социально-культурном контексте, в котором страдание принимается и переносится с большим трудом, — в результате этого растет искушение решить проблему страдания, ликвидируя его в корне путем преждевременной смерти, которую вызывают в момент, найденный подходящим.

На такое решение часто влияют разнообразные мотивы, но, к сожалению, все они приводят к одному и тому же ужасающему исходу. На самого больного решающее влияние могут оказать страх, напряженность и даже отчаяние, испытываемые под действием сильной, затяжной боли. Это ставит под удар нередко уже расшатанное равновесие в личной и семейной жизни, так что, с одной стороны, больной, несмотря на все более эффективную врачебную и социальную помощь, может почувствовать себя как бы раздавленным собственной слабостью; а с другой — у тех, кому больной близок, может выступить на передний план понятная, хотя и плохо понятая, жалость. Все это обостряется под влиянием общекультурной атмосферы, в которой страданию не придается никакого смысла и ценности — наоборот, его считают злом от природы, которое следует любой ценой ликвидировать; в особенности так обстоит дело, когда отсутствует религиозная мотивировка, которая помогла бы человеку положительно воспринять тайну страдания.

Однако в культурном плане часто наблюдается и влияние своеобразного прометеизма: человек питает иллюзию, что сможет стать господином жизни и смерти, поскольку сам принимает решение о них, в то время как на самом деле он побежден и раздавлен смертью, неотвратимо замкнутой от всякого высшего смысла и всякой надежды. Все это трагически обнаруживается в распространении евтаназии, то закамуфлированной и подспудной, то производимой открыто и даже с разрешения закона. Ее оправдывают не только мнимым сочувствием к страдающему пациенту, но иногда и утилитарными соображениями, предписывающими избегать непроизводительных расходов, которые тяжким бременем ложатся на общество. В результате среди тех, кого предлагается лишать жизни, оказываются новорожденные с телесными уродствами, лица с тяжелыми заболеваниями, инвалиды, старики, особенно те из них, кто неспособен жить самостоятельно, и смертельно больные. Мы не можем также умолчать о других, болеее замаскированных, но не менее опасных и реальных формах евтаназии. Они могут проявиться, например, в том случае, если с целью получить побольше органов для пересадки станут брать эти органы у доноров еще до того, как они признаны умершими в согласии с объективными и адекватными критериями.

16. Другой современный феномен, с которым часто связаны опасности для жизни и посягательства на жизнь, — это демографические перемены. Они по-разному протекают в разных районах мира: в богатых, развитых странах мы наблюдаем тревожное, иногда крайне резкое падение рождаемости; в бедных же — показатель прироста населения обычно высок, что создает трудно разрешимые проблемы в рамках более медленного социально-экономического развития, а то и прямого застоя. Международное сообщество не принимает в общемировом масштабе мер, отвечающих проблеме перенаселенности бедных стран: не проводит серьезной семейной и социальной политики, не осуществляет проектов, направленных на культурный прогресс и справедливое распределение благ, — зато по-прежнему реализуются различные формы политики, направленной на снижение рождаемости.

Контрацептивы, стерилизацию и аборты можно не колеблясь включить в число методов, способствующих серьезному падению рождаемости. Поэтому и в ситуации "демографического взрыва" может возникнуть сильное искушение воспользоваться этими методами, направленными против жизни.

В Древнем Египте фараон, устрашенный наличием и все растущим числом сынов Израиля, всячески их преследовал и приказал убивать каждого новорожденного сына у евреев (см. Исх 1,7-22). Так и сегодня поступают многие сильные мира сего. Они тоже устрашены нынешними темпами прироста населения и боятся, что самые плодовитые, самые бедные народы создадут угрозу благополучию и безопасности их стран. В результате вместо того, чтобы предпринять попытку решения этих серьезных проблем в духе уважения к достоинству личностей и семей, а также к нерушимому праву каждого человека на жизнь, они предпочитают пропагандировать или всеми средствами и в массовых масштабах навязывать политику планирования рождаемости. Даже предлагая экономическую помощь, они, против всякой справедливости, ставят ее в зависимость от одобрения антинаталистической политики.

17. Картина современного человечества действительно возбуждает глубокую тревогу, особенно если подумать не только о разных сферах, в которых совершаются посягательства на жизнь, но и о чрезвычайной частоте этих посягательств, а в то же время о разнородной мощной поддержке, которую они получают в силу общественной вседозволенности, нередких случаев их законодательного признания и участия в них некоторых сотрудников органов здравоохранения.

Как я особенно подчеркнул в Денвере по случаю VIII Всемирного дня молодежи, "с течением времени опасности, которым подвергается жизнь, по меньшей мере не исчезают. Они принимают огромные размеры. И это не только внешние опасности, грозящие со стороны стихий природы либо «Каинов», убивающих «Авелей»; нет, это опасности, запланированные научно и систематически. XX век останется в истории как эпоха массового наступления на жизнь, как бесконечная серия войн и неустанное уничтожение невинных человеческих существ. Лжепророки и лжеучители одержали в этом столетии величайшие успехи"¹⁵. Независимо от намерений, которые бывают различными и могут даже показаться убедительными или прямо декларировать принцип солидарности, перед нами в действительности объективный "заговор против жизни", в который замешаны также международные организации, занимающиеся планированием и проведением широких компаний за распространение контрацептивов, стерилизации и абортов. В конце концов нельзя отрицать и того, что средства массовой информации тоже часто принимают участие в этом заговоре, укрепляя в глазах общественного мнения ту культуру, которая считает применение контрацептивов, стерилизации, абортов и даже евтаназии проявлением прогресса и завоеванием свободы, а безоговорочных защитников жизни объявляет врагами свободы и прогресса.

"Разве я сторож брату моему?" (Быт 4, 9): извращенное понятие свободы

18. Чтобы надлежащим образом воспринять описанную здесь ситуацию, надо не только присмотреться к ее составным элементам, разрушающим жизнь, но и открыть многообразные причины, формирующие эту ситуацию. Заданный Богом вопрос: "Что ты сделал?" (Быт 4,10) — кажется обращенным к Каину призывом выйти за пределы материальной стороны своего преступного деяния и увидеть весь его ужас в мотивировках, положивших ему начало, и в вытекающих из него последствиях. Решения, направленные против жизни, иногда порождены нелегким, а то и прямо трагическим опытом глубокого страдания, одиночества, полного отсутствия экономических перспектив, опытом депрессии и страха за будущее. Такого рода обстоятельства могут также значительно смягчить субъективную ответственность, а следовательно, и вину тех, кто принимает подобные решения, преступные по самой своей природе. Тем не менее сегодня эта проблема выходит за рамки личных обстоятельств, даже если их значение нельзя замалчивать. Но она выступает также в культурной, общественной и политической плоскостях, где обнаруживается особенно вредный и тревожный ее аспект, а именно: все более распространяющаяся склонность истолковывать вышеназванные преступления против жизни как законные проявления личной свободы, которые следует признавать и защищать как подлинные права личности.

Так совершается трагический по своим результатам поворот в том длительном историческом процессе, который привел к открытию концепции "прав человека" как врожденных прав каждой личности, обладающих приоритетом перед конституцией и законами любого государства, но теперь впадает в поразительное противоречие: именно в ту эпоху, когда торжественно провозглашаются нерушимые права личности и публично превозносится ценность жизни, само право на жизнь практически нарушается и попирается, особенно в наиболее важные для человека моменты его существования — такие, как рождение и смерть.

С одной стороны, различные документы, провозглашающие права человека, и многочисленные начинания, опирающиеся на них, показывают, что во всем мире обостряется нравственное чувство, больше, чем прежде, готовое признавать ценность и достоинство каждого человеческого существа как такового, независимо от расы, национальности, религии, политических взглядов и социального происхождения.

С другой стороны, этим возвышенным декларациям, к сожалению, трагически противоречат факты. Эта ситуация тем более тревожна или тем более возмутительна, что она возникает именно в обществе, для которого гарантированная защита прав человека составляет главную цель и одновременно основание гордиться собою. Как согласовать все эти многократно повторяемые заявления с отбрасыванием самых слабых, наиболее нуждающихся в помощи, стариков и тех, чья жизнь только-только зачата? Эти посягательства откровенно отрицают уважение к жизни и составляют решительную угрозу всей культуре прав человека. Эта угроза может в конечном счете подорвать сам смысл демократического сосуществования: наши города перестанут быть общинами людей, "живущих вместе", и превратятся в группы забытых, вытолкнутых за борт общества, отверженных, приговоренных к гибели. А если мы посмотрим на более широкое, всемирное положение дел, то разве трудно увидеть, что все эти заявления о правах личностей и наций, звучащие с трибун международных конференций, — одна лишь пустая риторика, когда им не сопутствует разоблачение эгоизма богатых стран, которые закрывают бедным странам доступ к развитию либо ставят его в зависимость от безумных запретов на деторождение и тем самым противопоставляют развитие самому человеку? Разве не следует подвергнуть дискуссии сами экономические системы, зачастую принимаемые некоторыми государствами под влиянием нажима и предъявленных им условий, которые, имея международный характер, формируют и закрепляют несправедливость и насилие, оскорбляющие и попирающие человеческое достоинство целых народов?