72. В непрерывной связи со всем церковным Преданием остается также учение об обязательном соответствии гражданских законов нравственным, как об этом сказано в цитировавшейся выше энциклике Иоанна XXIII: "Во власти отдавать распоряжения нуждается духовный порядок, и она исходит от Бога. Следовательно, если государственные власти издают законы или предписания, противоречащие этому порядку и тем самым воле Божией, то ни установленные таким образом законы, ни предоставленные полномочия не накладывают обязательств на граждан (...). Тогда в действительности кончается власть и начинается чудовищное беззаконие"⁹⁵. Тому же прямо учит и св. Фома Аквин-ский, который, в частности, пишет: "Человеческий закон — в той мере закон, в какой он согласуется с праведным разумом, а следовательно, вытекает из закона вечного. Когда же какой-либо закон противоречит разуму, то называется законом нечестивым; однако в этом случае он перестает быть законом и становится скорее актом насилия"⁹⁶. И в другом месте: "Каждый закон, установленный людьми, настолько имеет силу закона, насколько вытекает из естественного закона. Если же он с какой-либо точки зрения противится естественному закону, то он уже не закон, но извращение закона"⁹⁷.

Это учение прежде всего непосредственно относится к тем установленным людьми законам, которые не признают фундаментального, изначального права каждого человека на жизнь. Таким образом, законы, которые допускают прямое убийство невинных человеческих существ путем прерывания беременности и евтаназии, остаются в полном и неустранимом противоречии с нерушимым правом на жизнь, надлежащим всем людям, и тем самым отрицают равенство всех перед законом. Можно было бы выдвинуть оговорку, что это-де не касается евтаназии, поскольку она производится по совершенно сознательному желанию заинтересованного лица. Но государство, которое признает такое требованием правомочным и позволит исполнять его, тем самым санкционирует своеобразную форму "самоубийства — убийства", противоречащую фундаментальным принципам, которые запрещают распоряжаться жизнью и велят охранять каждую невинную жизнь. Так развивается стремление ослабить уважение к жизни и открывается дорога деяниям, разрушающим доверие в общественных отношениях. Таким образом, законы, которые допускают и облегчают прерывание беременности и евтаназию, резко противоречат не только благу личности, но и общему благу и поэтому совершенно лишены действительной правовой силы. Непризнание права на жизнь — именно тем, что ведет к убийству личности, которой общество должно служить, поскольку это и есть смысл его существования, — решительно и неотвратимо противостоит возможности осуществления общего блага. Отсюда следует, что, допуская прерывание беременности и евтаназию, гражданские законы уже в силу этого перестают быть истинными, нравственно обязывающими законами.

73. Прерывание беременности и евтаназия — это, как мы видим, преступления, которые ни один человеческий закон не может признать допустимыми. Законы, допускающие их, не только перестают быть для совести законами, но и прямо ставят человека перед серьезным, конкретным долгом сопротивляться им по совести. От самых начал Церкви апостольская проповедь учила христиан долгу повиновения законно установленным властям (см. Рим 13,1-7; I Петр 2,13-14), но в то же время твердо предупреждала, что "должно повиноваться больше Богу, нежели человекам" (Деян 5,29). Еще в Ветхом Завете мы находим красноречивый пример сопротивлению неправедному приказу властей, направленному как раз против жизни. Иудейские повивальные бабки воспротивились фараону, который приказал убивать всех новорожденных сыновей: они "не делали так, как говорил им царь Египетский; и оставляли детей в живых" (Исх 1,17). Важно, однако, обратить внимание на глубокий мотив такого поведения: "повивальные бабки боялись Бога" (там же). Именно в послушании Богу — Которого надлежит бояться, в чем выражается признание Его абсолютной высшей власти, — человек черпает силу и смелость противопоставить себя неправедным человеческим законам. Это сила и смелость того, кто готов даже пойти в тюрьму или погибнуть от меча, поскольку убежден, что "здесь терпение и вера святых" (Откр 13,10).

Таким образом, при наличии внутренне неправедного закона — а таков закон, допускающий прерывание беременности и евтаназию, — никогда нельзя ни приспосабливаться к нему, "ни участвовать в формировании общественного мнения, настроенного в пользу такого закона, ни оказывать ему поддержку голосованием"⁹⁸.

Особый вопрос для совести может возникнуть, когда голосование в парламенте относится к введению закона вводящего ограничения, то есть направленного на уменьшение числа легальных абортов и составляющего альтернативу более разрешительному закону, уже действующему или поставленному на голосование. Такие случаи нередки. Можно заметить, что в то время, как в некоторых частях мира ведутся кампании, часто поддерживаемые мощными международными организациями, за принятие законов, допускающих прерывание беременности, в других — особенно там, где уже дали себя знать горькие последствия такого разрешительного законодательства, — появляется все больше признаков того, что над этим вопросом задумываются заново. Что делать в ситуации, о которой идет речь? Если нет возможности отвергнуть законопроект или отменить закон о прерывании беременности, то парламентарий, чье абсолютное личное противостояние прерыванию беременности явно и всем известно, поступит правильно, поддержав предложения, цель которых — ограничить вред подобного закона и уменьшить его отрицательные последствия в сфере культуры и общественной нравственности. Ибо, поступая так, он не соучаствует недозволенным образом в принятии неправедного закона, а наоборот, предпринимает правильную и достойную попытку ограничить его вредные аспекты.

74. Принятие неправедных законов часто ставит нравственно чистых людей перед трудными для совести проблемами, относящимися к вопросу о сотрудничестве и вытекающими из долга защищать свое право на отказ от участия в нравственно дурных деяниях. Решения, которые в этом случае надо принять, иногда горестны и могут потребовать ухода с достигнутых профессиональных позиций или отказа от справедливых чаяний, связанных с будущим. В других случаях может оказаться, что определенные действия, сами по себе ни положительные, ни отрицательные или прямо положительные, которые предусмотрены законами, в целом неправедными, позволяют спасти попавшую в опасность человеческую жизнь. Правда, с другой стороны, можно справедливо опасаться, что готовность выполнять эти действия не только приведет к соблазну и будет способствовать ослаблению необходимого сопротивления посягательствам на жизнь, но незаметно доведет и до все большего подчинения логике вседозволенности.

Чтобы разъяснить этот трудный нравственный вопрос, нужно вспомнить общие принципы относительно соучастия в дурных поступках. Твердое веление совести запрещает христианам, как и всем людям доброй воли, принимать участие в деятельности, которая хоть и допущена государственным законодательством, но противоречит закону Божьему. С нравственной точки зрения, никогда нельзя принимать участие в злодеяниях. Подобное соучастие имеет место, когда совершённый поступок — будь то по своей природе, будь то ввиду определенного контекста формирующих его обстоятельств — носит характер прямого участия в действиях против невинной человеческой жизни или же поддержки безнравственных намерений главного действующего лица. Такого соучастия ничем не оправдать — ни ссылкой на принцип соблюдения чужой свободы, ни использованием того факта, что гражданские законы его предусматривают и предписывают: за деяния, совершаемые лично каждым человеком, существует нравственная ответственность, от которой никто не может уклониться и в силу которой каждый будет судим Самим Богом (см. Рим 2,6; 14,12).

Отказ от соучастия в неправедных делах — не только нравственная обязанность, но и фундаментальное человеческое право; если бы не это, человеку пришлось бы совершать поступки, по самой своей природе унижающие его достоинство, и тем самым его свобода, подлинный смысл и цель которой строятся на стремлении к истине и добру, оказалась бы резко подорванной. Речь идет, таким образом, о фундаментальном праве, которое именно ввиду этого должно быть предусмотрено в государственном законодательстве и защищено им. Это означает, что врачи, медицинский и санитарный персонал, а также лица, возглавляющие учреждения здравоохранения, клиники и лечебные заведения, должны иметь гарантированную возможность отказаться от участия в планировании, подготовке и совершении действий, направленных против жизни. Тот, кто ссылается на отказ по совести, не должен нести за это не только наказания, но и любые другие правовые, дисциплинарные, материальные или профессиональные последствия.

"Возлюби (...) ближнего твоего, как самого себя" (Лк 10,27): "укрепляй" жизнь

75. Заповеди Божии указывают нам путь жизни. Отрицательные нравственные предписания, то есть те, которые объявляют выбор того или иного деяния нравственно недопустимым, имеют для человеческой свободы абсолютную ценность: они действительны всегда и при всех обстоятельствах, безо всяких исключений. Они указывают, что выбор определенных видов поведения резко противоречит любви к Богу и достоинству личности, сотворенной по образу Его, — такой выбор, следовательно, нельзя оправдать никакими благими намерениями или результатами; он остается в вопиющем противоречии с общением между людьми и противостоит фундаментальному решению подчинить свою жизнь Богу⁹⁹.

Уже в этом смысле отрицательные нравственные предписания выполняют необычайно важную положительную роль: содержащееся в них безоговорочное "нет" указывает непреодолимую границу, ниже которой свободный человек не может спускаться, и в то же время некий минимум, который он должен оберегать и от которого начинать произнесение бесчисленных "да", способных постепенно объять весь горизонт добра (см. Мф 5,48). Заповеди, в особенности отрицательные нравственные предписания, — это начало и непременный первый этап пути к свободе: "Первая свобода, — пишет бл. Августин, — основана на избавлении от прегрешений (...) таких, как убийство, прелюбодеяние, блуд, кража, мошенничество, святотатство и тому подобные. Когда человек начинает освобождаться от этих прегрешений (а совершать их не должен ни один христианин), он начинает поднимать голову навстречу свободе, но это только начало свободы, а не совершенная свобода"¹⁰⁰.

76. Заповедь "не убивай" составляет, таким образом, начало пути истинной свободы, который ведет нас к решительным действиям в защиту жизни и к выбору определенных позиций и поступков, служащих жизни: так действуя, мы исполняем наш долг перед людьми, вверенными нашему попечению, а своими делами и проповедью истины выражаем благодарность Богу за великий дар жизни (см. Пс 139/138,13-14).

Творец вверил жизнь человека его ответственной заботе не затем, чтобы человек своевольно распоряжался своей жизнью, но чтобы мудро оберегал ее и устраивал верно и с любовью. Бог Завета вверил жизнь каждого человека другому человеку — брату его, в согласии с законом взаимности, повелевающим давать и получать дары, приносить себя в дар и принимать дар от ближнего. Когда наступила полнота времени, Сын Божий, воплотившись и отдав жизнь за человека, показал, каких высот и глубин может достичь этот закон. Даром Своего Духа Христос придает новое содержание и значение закону взаимности, вверяющему человека человеку. Дух, соделывающий общение в любви, создает между людьми новое братство и солидарность, истинный отблеск тайны взаимного приношения и принятия, тайны, присущей Пресвятой Троице. Сам Дух становится новым законом, который дает верующим силу и пробуждает в них ответственность, чтобы в жизни они умели взаимно приносить себя в дар друг другу и принимать дар друг от друга, участвуя в любви Самого Иисуса Христа и по Его мере.

77. Этим новым законом животворится и сообразуется также заповедь "не убивай". Следовательно, для христианина эта заповедь содержит высочайшее повеление чтить, любить и поддерживать жизнь каждого брата в соответствии с требованиями и критериями любви, явленной Богом в Иисусе Христе. "Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев" (1 Ин 3,16).

Заповедь "не убивай" и в своем чисто положительном содержании — как предписание чтить, любить и укреплять жизнь — обязательна для всех людей. Она звучит в совести каждого человека, словно неумолкаемый отголосок первоначального завета Бога Творца с человеком; все могут познать ее благодаря свету разума и хранить благодаря таинственному действию Духа Святого, который, дыша там, где хочет (см. Ин 3,8), достает и объемлет каждого человека, живущего в этом мире.

Поэтому все мы должны нести службу любви к ближнему, защищая его жизнь и всегда помогая ей, особенно тогда, когда она слаба или в опасности. Мы обязаны заботиться о ней не только как индивидуумы, но и как общность, закладывая безоговорочное уважение к человеческой жизни в фундамент нового общества.

Мы призваны любить и чтить жизнь каждого человека, а также упорно и смело стремиться к тому, чтобы в нашу эпоху, когда множатся слишком многочисленные знамения смерти, воцарилась наконец новая культура жизни, плод культуры истины и любви.